Новости и комментарии

19.03.2024 В Болгарской Церкви избрали местоблюстителя Патриаршего престола

07.03.2024 Широкой дорогой греха: влиятельный папистский иерарх высказался за отмену безбрачия католического духовенства

07.03.2024 Гуманитарный комитет Рады рекомендовал обновленную версию законопроекта о запрете УПЦ к принятию во втором чтении

02.03.2024 Стамбульский патриархат выступил в поддержку “однополых браков”

16.02.2024 Греция стала первой православной страной, которая легализовала однополые браки

07.02.2024 Нападение на митрополита Банченского Лонгина: владыка-исповедник избит "неизвестным"

31.01.2024 НАСТОЯТЕЛЯ ХРАМА В АДЛЕРЕ ЛИШИЛИ САНА ПОСЛЕ НЕСОГЛАСИЯ СО СНОСОМ ЧАСТИ ЗДАНИЙ

31.01.2024 Управделами УПЦ раскритиковал католические ЛГБТ-инициативы

31.01.2024 Дело митрополита Леонида: повторное заседание Высшего общецерковного суда перенесено

29.01.2024 Бывший глава Африканского экзархата РПЦ отказался от участия в Церковном суде

>>>Все материалы данного раздела
>>>Все материалы данного раздела

Официоз

>>>Все материалы данного раздела

Система и ее вирус

Kaznit-nelzya-pomilovat.jpg

Жесткий сериал о советских «эскадронах смерти» вносит серьезные коррективы в трактовку национального мифа

Спецслужбы всего мира весьма часто работают за гранью закона. Это их специфика, неизбежная в той жизненной реальности, которая сформирована давними глубинными трендами в развитии того, что мы привычно называем «современной цивилизацией». Ибо необычайно сильные греховные потенции, устремления падшей человеческой природы по факту никак не могут быть нейтрализованы лишь силой церковной либо какой-то общечеловеческой проповеди, ни даже государственным насилием, осуществляемым строго в правовых рамках.

Однако внеправовое насилие, пусть даже осуществляемое легитимной государственной властью (а в любой формальной законности всегда ведь можно найти тот или иной изъян), в свою очередь, не может быть совсем ничем не ограниченным, ибо в этом случае легитимное государство превращается в тиранию.

Правовая легитимность, правовое оправдание государственного насилия может быть заменено моральным, религиозным с выходом в тот высший ценностный план, который некоторые именуют «метафизическим». На общечеловеческом языке это называется идеей служения. Ибо служением высшему началу является по природе своей сама власть. Даже если власть мыслит себя как сугубо светская, на место религиозного, Божественного абсолюта ставится нечто замещающее, то, что не может быть каким-то искусственным конструктом, но должно находить живой отклик в душе народа. Именно такой абсолют, который помещен выше какой-либо критики и вообще любой рефлексии, способен дать высшее оправдание внеправовому насилию государства, убедительное для народа. (Идея, неприемлемая для либерального сознания, принципиально не способного к размышлению о государстве и его функциях вне правовых категорий). Если такого оправдания нет, то это становится трагической катастрофой для любого государства, любого политического режима, обрекая его на скорую гибель. Никакая диктатура не держится на голом насилии; для того, чтобы она продержалась достаточно долго, необходим принимающий и оправдывающий ее национальный консенсус, затрагивающий большинство народа.

Если вернуться к спецслужбам, то здесь идея служения абсолютно необходима даже не столько для внешнего оправдания (спецслужбы работают под завесой секретности), сколько для самого действующего субъекта; для того, чтобы успешно и неопределенно долго убивать из-за угла, красть секретную информацию и проч., необходимо сознание своей моральной правоты, восходящее к неким высшим ценностям; вне этого «рыцарь плаща и кинжала» рано или поздно неизбежно превращается в заурядного уголовника, а сам институт – в хорошо вооруженную и организованную, профессиональную банду, и происходит его более или менее быстрое загнивание. Что серьезно «откликается» в жизни страны и народа. Ибо одно дело, когда «загнивают» торговцы или муниципальные чиновники и совсем другое, когда процесс гниения затрагивает тех, кто должен их за это наказывать и Родину от внешнего врага защищать. В таком случае национальная катастрофа приобретает уже глобальный характер.

Отдельный сюжет – это часто неизбежная, чисто профессиональная задача мимикрии под внешнюю враждебную среду («свой среди чужих»), которая стоит перед субъектом, чье задание основано на внедрении. Для того, чтобы убедить «чужих» в том, что он для них свой, такой субъект не может ограничиться лишь декларациями; ему необходимо порой и действовать прямо против «своих». Если рассматривать ситуацию в терминах игры, то это вполне нормально: в шахматах ведь можно хоть ферзя пожертвовать ради выигрыша партии. Однако живые люди – не фигуры на доске; для того, чтобы жертвовать ими ради конечного успеха операции и при этом не терять адекватности, тем более необходима идея служения, вошедшая буквально в плоть и кровь субъекта, ставшая его сокровенной внутренней сутью.

Однако для успешной работы всей системы мало и этого. То же – в полной мере касается и ее «верхов», того пресловутого и отчасти сакрального «центра», которому наш субъект в итоге докладывает о выполнении очередного задания, шлет свои донесения. Если теряет адекватность или бывает перевербован исполнитель – он всегда может быть ликвидирован (выражаясь языком шахмат, вынужденная жертва фигуры); но если мимикрирует и перерождается сам «центр» – это означает скорое обрушение всей системы, поражение перед лицом того глобального врага, которому система противостоит. (Надеемся, умный читатель не скажет, что автора вдруг «торкнуло», и он заговорил на какие-то странные и отвлеченные темы, ибо сегодня такому читателю не надо объяснять, какую огромную роль сыграли позднесоветские спецслужбы в обрушении СССР и формировании нынешней российской («россиянской») реальности).

У каждой нации есть свои фундаментальные мифы. Для Америки таким мифом является шериф – человек с револьвером, охраняющий закон и устанавливающий справедливость. Сама Америка, сам современный американский мир во многом создан такими шерифами. Вот почему столь грандиозный скандал вызвал в свое время первый фильм Тарантино – «Бешеные псы», где национальный миф о Слуге Закона был проблематизирован, поставлен под сомнение. Согласно концепции фильма, главная проблема – не «bad boys», успешно побеждаемые «good boys», а сам револьвер, сама идея насилия. Там полицейский, внедренный в банду грабителей, вынужденно убивающий невинного человека, выглядит ничуть не лучше своего друга-бандита, который пытается его спасти после ранения; порочный круг насилия, в который вовлечены персонажи, губит их всех без разбора, и традиционная голливудская мифология, основанная на разделении мира на «плохих» и «хороших», в свою очередь, убивается на корню. Американское общество с огромным трудом простило молодому тогда дарованию такое «толстовство»; накат на Тарантино в прессе был настолько силен, что в своих последующих фильмах он уже никогда не позволял себе подобной прямолинейности и преимущественно просто демонстрировал незаурядное мастерство, с большой осторожностью напрягая публику и критиков своими нестандартными идеями.

«У советских собственная гордость»; здесь одним из важнейших элементов национального мифа является фигура разведчика, то есть (что характерно!) того, кто, будучи заброшен в самую гущу «чужих», без умения виртуозно мимикрировать просто обречен. Главным (и вполне реальным) шедевром в длинном ряду советских фильмов про разведчиков является, конечно, «17 мгновений весны». Здесь никак невозможно отрицать общепризнанное – высочайший уровень режиссуры, операторской работы, блестящий подбор актеров и т.п. Однако если попытаться отвлечься от всего этого (то есть от профессионального мастерства создателей) и заново осмыслить, так сказать, «голый» сюжет, то вопросов возникнет немало. Весь фильм просто нашпигован гуманизмом (самые яркие примеры – спасение семьи пастора, младенцев радистки и «хорошего» немецкого солдата); даже единственное убийство, совершенное Штирлицем, примыкает сюда же, поскольку убивает он не кого-нибудь, а подлеца и негодяя агента Клауса. И т.д. и т.п. Однако если отнестись к сюжету в духе самого Штирлица-Исаева, то есть аналитически, то невозможно не констатировать очевидное: сделать карьеру не в каком-то там абвере, а в «самом» СС, дослужиться до штандартерфюрера (то есть полковника), иметь доступ к Гиммлеру и Борману, к высшим тайнам рейха и при этом на протяжении десятилетий оставаться «белым и пушистым», практически невозможно. СС, как известно, был оккультным орденом, а Штирлиц там служил на должности отнюдь не рядового охранника; мог ли он не участвовать в соответствующих ритуалах? По роду своей работы он должен был проводить допросы; как могло случиться так, что ему никогда не приходилось пытать каких-нибудь подпольщиков или провалившихся «вражеских» агентов?

Сериал нашпигован не только гуманизмом, но и поистине безбрежным лиризмом, столь типичным для лучших образцов соцреализма. Чего стоит безмолвное, очно-заочное свидание с женой (которая, по логике сюжета, само собой, практически всю жизнь, до самой старости ждет любимого) или созерцание под музыку Таривердиева летящего куда-то в направлении Родины журавлиного клина! Фильм сделан настолько талантливо, что зритель не задает себе естественного вопроса: как, и это все? Он очевидным образом участвовал в оккультных ритуалах и хотя бы иногда, время от времени, чтобы доказать свою преданность рейху, должен был всерьез, на самом деле «быть беспощадным» к его врагам – и сохранил ясность ума и чистоту сердца, имея за душой только это? Это и есть (говорю не шутя) «волшебная сила искусства», когда работа делается настолько талантливо, что ходульная, полная натяжек сюжетная схема, сильно разбавленная лирикой сказка о гуманном и человечном разведчике воспринимается как абсолютно естественный рассказ, как бы взятый из самой жизни! Так бывает, однако, далеко не всегда.

Современный кинематограф давно уже пытается переосмыслить миф о полиции, разведке и спецоперациях как самой чистой из профессий. В Голливуде это умеют делать так, что надо всем довлеет налет некой заведомой художественной условности. Приоткрывая какую-то малую частицу правды, чуть-чуть приподнимая завесу мифа над реальностью «спецжизни», авторы тут же ловко ныряют обратно, в клишированный мир условной борьбы добра со злом с обязательным «happy end’ом». Однако если вдумчиво смотреть такие произведения классики жанра, как «Теория заговора» или «Враг государства», то за типичным «экшн» и блестящей техникой актерской игры можно заметить немало интересного, в том числе и касательно проблемы, связанной с, так сказать, профессиональной двойственностью феномена спецслужб. Даже в самом искусственном, условном и ходульном сериале о Джеймсе Бонде в очередном фильме «Казино рояль» не так давно была сделана серьезная попытка внести небывалый для «бондианы» мотив двусмысленности и предательства (которое в итоге оказывается не таким однозначным) в действиях «девушки Бонда» (естественно, «своей» для главного героя). (Помнится, в «Завтра» публиковалась дискуссия о фильме, участники которой высказывали гипотезу о том, что Джеймс Бонд в этой серии – это в каком-то смысле никто иной, как… Путин!

Впрочем, нельзя сказать, что современный российский кинематограф остается в стороне от процесса. Например, родная милиция («полиция») давно уже подвергается в нем осмыслению, гораздо более проблемному, чем раньше. Наиболее яркий пример, на наш взгляд – такие очень неоднозначные сериалы, как нашумевшие несколько лет «Глухарь», «Карпов» и «Пятницкий». При всех стараниях авторов как-то «вырулить» в сторону традиционного «общечеловеческого» гуманизма финал «Пятницкого», в котором в целом «положительная» Зимина оказывается тайной убийцей собственной сотрудницы за вынесение той «сора из избы», нарушение неписанной корпоративной этики, окончательно проблематизирует моральную оценку «ментов, которые нас берегут». Впрочем, в отличие от Америки, в России полицию недолюбливали всегда. Не стало исключением и советское время, несмотря на все усилия официозной пропаганды.

В многочисленных, невысокого уровня современных сериалах то одни спецведомства оказываются «плохими», будучи замешанными в каких-нибудь наркооружейных операциях, а другие, «хорошие» пытаются им противостоять, то наоборот, «хорошие» и «плохие» меняются местами. Ясно, что в этих художественно-пропагандистских продуктах роли ведомств меняются в зависимости от того, кто является заказчиком в каждом конкретном случае. О том, как все это связано с реальностью, мы рассуждать, пожалуй, не станем. Понятно, что этот разнобой, помимо всего прочего, отражает немалую растерянность, так сказать, высшего заказчика, определенного рода недоумение в отношении того, в какую, так сказать, сторону, в каком именно ключе «воспитывать народ» и воспитывать ли вообще.

Однако все, что так или иначе связано с Великой Отечественной войной, до недавнего времени было неприкосновенным, а неосовесткий тренд в осмыслении истории здесь естественным образом доминировал. Более того, столь популярный ныне жанр военного детектива весьма часто в последнее время включает тему хорошо замаскированных «врагов народа», в роли которых оказываются порой ближайшие друзья главного (естественно, положительного) героя. Есть по меньшей мере несколько кинопродуктов, в которых эти внутренние враги, вступив в преступный сговор с врагами внешними, замышляют какое-нибудь ужасное преступление типа покушения на товарища Сталина. Откуда в столь замечательной стране вдруг появилось такое количество внутренних врагов (абсолютно небывалое для исторической России), авторы современных пропагандистских продуктов, естественно, умалчивают, как и их многочисленные предшественники.

Сериал «Казнить нельзя помиловать», вышедший на экраны незадолго до столетия ВЧК, также включает сквозную тему великой войны (о чем мы еще скажем), хотя посвящен преимущественно послевоенной жизни. Крайне важно, что здесь прямо и недвусмысленно признается, что в СССР после Второй мировой войны, когда в эти абакумовские годы была временно отменена смертная казнь, на собственной территории действовали спецподразделения, которые занимались ликвидацией всякого рода нежелательных элементов (например, из уголовной среды), причем «под раздачу» частенько попадали и ни в чем не повинные люди. (Это к популярному ныне вопросу о том, как считать цифры репрессий. Эти внесудебные расправы – ведь не включались в официальную статистику судебных смертных приговоров?!)

Сюжет сериала, при всей привычности основных мотивов для современного российского военного детектива (с популярным ныне существенным «заходом» в послевоенную, вроде бы мирную, жизнь) изобилует знаковыми сюрпризами.

Простая советская девушка Катя, отличница, спортсменка и комсомолка, студентка института иностранных языков, позволила себе вопиющую нелояльность по отношению к родной советской власти – незадолго до войны закрутила роман с немцем, что не ускользнуло от внимания бдительных органов. Поскольку немец, как можно понять, не был членом НСДАП, а с Германией мы в то время дружили, в содеянном невозможно было усмотреть никакого явного криминала. Однако этот сугубо личный эпизод, с учетом хорошего знания немецкого и других языков, стал поводом для вербовки простой советской студентки в диверсионное подразделение СМЕРШ под общим руководством незабвенного товарища Абакумова. Из девушки, стремившейся к самой обычной жизни с детьми и любимым мужем, делают совершенную машину для убийств, имея в виду, что большая война вскоре все равно неизбежна.

В ходе ретроспективных отступлений от основного повествования о послевоенном времени (известный художественный прием) зритель узнает немало интересного как о методах подготовки советских диверсантов, так и об их повседневной «работе». Чего стоит имевший место в процессе обучения эпизод избиения Кати целым взводом подготовленных бойцов (чему она успешно противостоит) или различные эпизоды боевой жизни подразделения. Диверсанты «работают», как правило, в глубоком тылу противника. В преследуемом немцами отряде ранен один из бойцов. Он с трудом может идти. Другие предлагают понести его на себе. Нет, невозможно, говорит командир, тогда мы не сможем идти быстро, нас догонят немцы и всех уничтожат. Раненый (между прочим, близкий друг командира) хочет пожертвовать собой и предлагает оставить его на месте, чтобы прикрывать отход отряда (ситуация, которую мы множество раз видели в старых советских, да и современных российских фильмах о войне). Следуют их братские объятия с командиром, после чего заколотый им раненый боец тихо оседает и падает. В ответ на возмущение шокированных подчиненных командир внешне спокойно отвечает: «А вы уверены, что у него хватило бы духу покончить с собой, и он не выдал бы нас под пытками?» Этот командир, Юра Лаптев – один из двух ключевых героев фильма. Безутешной вдове погибшего бойца после рассказывают, что ее супруг геройски погиб, прикрывая отход отряда.

В другом эпизоде в тыл врага десантируется группа диверсантов, в которой двое опытных, а остальные – необстрелянные новички. Когда все прибывают на место, командир посылает этих новичков на заранее запланированную встречу, в ходе чего выясняется, что явка провалена, и молодым бойцам ничего не остается, кроме как героически погибнуть. Юра же с Катей наблюдают за этим из-за укрытия. Юра поясняет своей напарнице, что в центре завелся предатель. Чтобы выяснить, кто это, трем подозреваемым слили разную информацию. Узнав, где был провал, командование узнает, кто именно теперь работает на врага. Мы выполнили задание и теперь вернемся с ценной информацией, заключает он. Таким образом, наивными и плохо подготовленными бойцами, свято верящими во все светлое и высокое, что в их сознании связано с родным советским государством, просто пожертвовали как пушечным мясом, чтобы выявить предателя. Будничная реальность «страны Спецназии», в общем, вполне одинаковая для всех современных армий. Таких эпизодов не было в старых советских (да и в подавляющем большинстве новых российских) фильмах о великой войне. Авторы ничуть не подвергают сомнению массовый героизм тех времен, они лишь очень осторожно выявляют его оборотную сторону (то есть позицию политических и военных «верхов», пресловутого «центра»). Со всей остротой они (очевидным образом с подачи высокого заказчика) ставят также проблему адаптации к мирной жизни тех, кто прошел войну и, как говорится, привык к крови.

Однако основные события фильма связаны с послевоенной судьбой героев, которая завязывается в ходе войны. Катя (та самая завербованная студентка-переводчица), будучи уже опытной диверсанткой, в самом конце войны, уже в Германии мешает двум бойцам Красной армии изнасиловать мирную немку. Поскольку в ходе этого эпизода один из бойцов был ею легко ранен, а затем выяснилось, что он то ли родственник, то ли шофер некоего высокого генерала, провинившейся героине войны грозит трибунал. Командир Юра уговаривает вышестоящее командование не давать официальный ход делу. «У меня практически нет бойцов такого уровня, - говорит он, - она пойдет со мной на задание и героически погибнет при исполнении». А герои, как известно, нам всегда нужны. Это звучит убедительно, и вышестоящий командир соглашается.

Здесь, однако, вмешивается фактор человечности. Юра, давно и безнадежно влюбленный в Катю, не хочет ее убивать или отдавать на растерзание трибуналу и дезинформирует командование о выполнении этой части задания. При возвращении он дает ей документы другой убитой девушки – военного корреспондента, которая к тому времени была уже круглой сиротой. «С твоими навыками ты легко привыкнешь к легенде и сумеешь начать новую жизнь», - говорит он ей на прощание. Здесь и завязывается основной сюжетный узел фильма. Для «центра» же она отныне официально мертва, погибнув геройской смертью.

Сам Юра после расформирования СМЕРШа в 1946 году и передачи оставшихся кадров в НКВД получает новое задание. Высокое командование инсценирует его гибель и похороны (не в курсе спецоперации даже ближайшие сослуживцы и непосредственный командир), после чего ему надлежит внедриться в уголовную среду послевоенного Ленинграда с целью спровоцировать войну между разными бандами и в итоге как-то «проредить» ряды преступников. Таким образом, главными героями фильма оказываются два человека, которые официально, для «внешнего» мира уже мертвы. (Неплохой символ!).

Вынужденно начав новую жизнь в том самом Ленинграде (теперь она Нина), Катя вскоре также сталкивается с уголовным миром города: ее мужа убивают бандиты. Быстро сообразив, что на родную милицию надежда плоха, она, легко раздобыв оружие, решает применить свои навыки и начинает мстить бандитам доступными ей простыми и эффективными средствами. Во время самочинной ликвидации банды она сталкивается со своим бывшим командиром, который решает привлечь ее к выполнению своего спецзадания.

Подробно пересказывать все перипетии сюжета бессмысленно, да и не нужно. Немало интересного останется вовсе за рамками нашего анализа. Зритель узнаёт, например, что не только отдельные спецгруппы МГБ (ведомство товарища Абакумова), но и отделы по борьбе с бандитизмом, входившие в состав милицейских подразделений, также действовали часто методом внесудебных расправ, а вовсе не строго по предусмотренной законом процедуре. Это вам не капитан Жеглов с его знаменитым афоризмом «вор должен сидеть в тюрьме»!

Юра Лаптев – великолепный боец и командир, блестящий профессионал, великолепно владеющий своим делом. Но постепенно, по мере развития действия, зритель все сильнее впадает в недоумение, переходящее под конец уже в полный ступор. Ибо мимикрия под бандита дается ему в конечном счете слишком дорогой ценой; слишком много «наших», ни в чем не повинных мирных людей попадает под маховик спецоперации. «Щепок» вдруг становится как-то непропорционально много по сравнению с «лесом». (Причем, что немаловажно, в ситуации, когда ТАК вести себя, в общем, абсолютно необязательно). Начинаешь понимать, что опытный диверсант теряет адекватность, утрачивает критерии. На подобных примерах по-особому раскрывается смысл расхожей фразы: «Едет крыша». Ибо «крыша» - это отнюдь не только голова, мозг, данный человеку для понимания. Это еще и тот высший смысл, высшее целеполагание, о котором мы говорили вначале. Диверсант, сотрудник спецслужбы, потерявший осознание высшего смысла своей работы, переставший понимать, во имя чего же (помимо непосредственной утилитарной цели) сама «служба», переставший доверять «центру» и потому постепенно перестающий отличаться от тех, с кем он борется, гораздо опаснее обычного бандита. И это – очень современный сюжет!

Мечтающая о нормальной, мирной жизни, многажды обжегшись о ее, жизни, страшную изнанку, будучи вовлеченной в нескончаемый круг убийств, часто в весьма двусмысленных ситуациях, где все больше стирается грань между «службой» и прямым бандитизмом, Катя начинает оставлять на месте очередных убийств условный знак – для понимающих сигнал о том, что ей требуется помощь. Независимо от этого командование Лаптева решает свернуть операцию.

Тот отказывается подчиниться и во время назначенной встречи убивает присланных из Москвы агентов, предварительно обозвав их предателями. Характерна при этом жалкая беспомощность не нюхавших пороха гэбистов, сделавших карьеру на борьбе с сугубо мирными «врагами народа», на фоне боевого офицера, пусть в итоге своей, скажем так, непростой биографии и ставшего преступником. В этом – только ли его собственная вина? Почему он так «неожиданно» вышел из-под контроля, потеряв адекватность? Быть может, последней каплей стало очень профессиональное (и более чем адекватное) понимание того, что по завершении операции, на основании известного принципа «нет человека – нет проблемы» ликвидации подлежит он сам? Или кто-то скажет, что агент, столь много пользы принесший любимой Родине, в нужный момент обязан ТАК принести в жертву и самого себя, при этом абсолютно не задумываясь, точно так же, как его научили убивать и как сам он приносил в жертву подчиненных ему бойцов? Когда дело касается самого себя, приобретенные навыки начинают порой работать несколько по-другому…

Убив посланных за ним агентов, Лаптев переходит свой Рубикон, и действие постепенно приближается к развязке. Понятно, что в нашу задачу, как мы уже отмечали, не входит подробный анализ всех его перипетий. Необходимо упомянуть лишь несколько ключевых эпизодов. В одном из них, Лаптев, к тому времени уже убивший агентов, под видом криминального авторитета приходит к членам очередной банды и просит денег в долг. Когда те отказывают ему, он убивает их, предварительно «объяснив», что на самом-то деле он «советский офицер», после чего просто грабит, забирая то, что ему нужно.

Сигналы Кати о бедствии услышаны: в Ленинград послан обучавший ее майор для «разруливания» ситуации. Их встреча втроем с Юрой – один из ключевых эпизодов картины. В ответ на уговоры майора о добровольной сдаче (это притом, что тот изначально предупреждает Катю, что вышедшего из-под контроля Лаптева придется ликвидировать, «другого пути вернуться к обычной жизни у тебя нет») Юра говорит, что настоящий предатель не он, «настоящие предатели там, наверху», справедливо напоминая, в частности, о том, как высшее командование перед войной игнорировало все донесения своей разведки о скором нападении Германии, строго приказав «не поддаваться на провокации», что стоило народу многомиллионных жертв. Верность обычных людей неотделима от верности «верхов», иначе служить невозможно – в этом ведь есть немалая доля правды! В итоге «беседы» майор становится очередной жертвой Лаптева, очередной «щепкой».

Бесподобна и другая «беседа», когда Лаптев «разбирается» с очередным посланным за ним гэбистом, предварительно проникнув в его гостиничный номер. «Сколько проходил твой самый длинный допрос?» – спрашивает он «коллегу». Тот отвечает, что три часа. «Странно, – говорит Юра, а у меня дольше трех минут никто не продержался». «Как так?» – недоумевает гэбист. «А очень просто, – поучает его Юра, сейчас покажу. Вот ты мне сейчас за три минуты все, что надо расскажешь». «Но ведь ты меня все равно убьешь?» – «Конечно». – «Так какой же тогда для меня в этом смысл?» Ответ Лаптева гениален, он стоит всех фильмов Тарантино, вместе взятых. «Весь смысл, – назидательно говорит он, – В ЭТИХ ТРЕХ МИНУТАХ». То есть пока человек рассказывает, он может напоследок еще пожить, причем без особых страданий, если согласится добровольно. А потом – ему будет уже все равно. Это и есть тот момент истины, который сполна искупает все недостатки сериала, к каковым отнесем, например, совершенно ходульную финальную историю, в ходе которой Катя вместе с ее новым возлюбленным – офицером милиции предотвращает покушение на товарища Абакумова, задуманное Юрой.

Сознание самого Лаптева, как и всех, с кем он борется – абсолютно безрелигиозно, в нем напрочь отсутствует идея посмертного воздаяния. Поэтому столь устрашает всех жителей этого прекрасного мира та машина насилия, весьма совершенным представителем коей является Лаптев. Перед сознанием, просвещенным светом Божественной истины, перед человеком, укрепленным силой благодати – любой, самый страшный репрессивный режим бессилен. (Как то и показывает опыт наших Новомучеников). Любая репрессия над личностью в конечном счете держится на ее, этой личности, неверии в высшее по отношению к ней самой, неотмирное начало.

В финале фильма Лаптев, проигравший свою игру, не сумев убить товарища Абакумова, таинственным образом исчезает, как бы растворяется в советском социуме. Говорится, что «его долго искали, но не нашли». На наш взгляд, это довольно сильный символ.

Не мифические «враги народа» и не засланные из-за границы агенты империализма погубили в итоге прекрасный советский «рай». Его погубил такой вот коллективный Лаптев – переродившийся в силу упомянутого нами фундаментального изъяна вирус «честного» предательства, порожденный самой системой, который в конечном счете выел ее изнутри, убил идею служения, не укорененную в подлинно сакральном начале. Лишенные, как и все остальное в этой системе, высшего смысла, обессмысленные в своей метафизической глубине, спецслужбы превратились во многом в государство в государстве, в конечном счете своими бесконечными комбинациями уничтожили саму страну. Не со зла, не специально стремясь навредить или сознательно перейдя на сторону врага. Хотели же как лучше… А как получилось – так это все знают.

Владимир Семенко




Возврат к списку