От модернизма к сатанизму

Проблема церковного модернизма все больше привлекает внимание светских ученых

На фото: открытие Второго Ватиканского собора – рубежного этапа в модернизации римо-католицизма

В МГУ прошла конференция «Христианский модернизм: истоки, развитие, противоречия», организованная кафедрой истории Церкви исторического факультета.

На ней был поставлен ряд вопросов, связанных с пониманием данного явления, в частности:

1. Есть ли это феномен сущностный или формальный?

2. Является ли он исторической случайностью, ситуативным явлением или объективно-закономерен?

3. Есть ли это ревизия вероучения и церковной практики или просто богословская рецепция изменений социума?

4. В конечном счете: правильно ли определение церковного модернизма в энциклике папы Пия X «Pascendi» как «совокупности всех ересей»?

5. Существенен также вопрос об узко-конфессиональном или общеинституциональном характере церковного модернизма.

Поскольку данный вопрос относится к сфере наших давних научных интересов, позволим себе внести и свой небольшой вклад в этот дискурс.

В наших работах мы давно уже показали, что модернизация религии – это общемировой процесс; он касается всех религий, а не только тех или иных христианских конфессий. Отсюда ответ на 5-й вопрос понятен.

Для ответа на другие важно понять основную черту модернистов, их главный прием: они представляют вечное как что-то преходящее, устаревшее, а свои новшества – как нечто объективно неизбежное, неотвратимое. Отсюда очевидно, что т.н. христианский модернизм изначально возникает и развивается в рамках прогрессистской парадигмы, которая сама по себе не может носить абсолютно объективного характера. Прогрессизм есть порождение определенной эпохи, достаточно узкого временного отрезка, если иметь в виду все время существования человечества, и его претензии на некую абсолютность и неотвратимость в высшем смысле носят, конечно же, субъективный характер. «Изменения социума», связанные с отступлением от веры, могут рассматриваться как объективные лишь для того, кто сделал свободный выбор в пользу «эмансипации человека от Бога» и в этом смысле все равно субъективны. Изменить социум в сторону секуляризации всех сторон жизни, чтобы затем пытаться приспособить к нему саму Церковь – это в лучшем случае лукавство.

Попытка приспособить Церковь, как институт вечный и неотмирный, основанный Самим Христом, к апостасийному миру, с собственно христианской точки зрения само по себе есть проявление апостасии. Так что определение церковного модернизма как совокупности ересей, конечно, правильно, не все же не окончательно… Архиепископ Марсель Лефевр говорит, что, в отличие от церковных консерваторов, для которых «первейшей заботой является свобода действия Церкви и поддержка ее прав в обществе еще христианском», либералы «силятся определить меру христианства, которую еще может выносить современное общество, чтобы затем попросить Церковь снизить эту меру».

По нашему скромному мнению, тот сугубо академический, исторический дискурс, который имел место на конференции, конечно, необходим, но недостаточен. Поскольку в определенном смысле выражает вчерашний день, когда еще не все смыслы актуальных событий были обнажены до последней степени. Сегодня апостасийное и прямо бесовское лицо церковного модернизма, прежде всего на Западе, все более очевидно. Разве можно считать «модернизмом» поклонение индейскому языческому идолу «Пачамама» на т. н. «Синоде Амазонии», когда эту деревянную скульптуру паписты внесли в храм и служили перед ней молебен с участием языческого шамана, францисканского монаха, а также католических священников и епископов? Разве правильно трактовать как «модернизм» тот квазирелигиозный синкретизм, который при кураторстве Ватикана и Константинопольского патриарха Варфоломея осуществляется сегодня на Украине, где «православные» раскольники и самосвяты «молятся» вместе с униатами, сектантами и неоязычниками?

На фоне этого приходится констатировать, что времена «экуменического диалога» и богословских собеседований с инославными, а также дискуссий о «путях миссии» миновали. На очереди – наше последнее сражение на стороне Бога, в котором только апокалипсис может стать достойным ответом Церкви на пресловутые вызовы времени.

Владимир Семенко