Так что же такое экуменизм?

«Храм всех религий» в Сан-Паулу (Бразилия). Представляет собой точную копию Иерусалимского храма времен царя Соломона

В истории часто случаются характерные парадоксы, по которым вдумчивый аналитик может делать выводы о реальном мейнстриме исторического процесса, даже если этот вывод покажется, на первый взгляд, довольно странным, необычным. Так в наше время происходит с экуменизмом. В некоторых церковных кругах, в том числе и вполне консервативных, бытует расхожее мнение, что экуменизм – это очень старая, архаическая тема, что экуменистов мало, что с этим движением вообще будет скоро покончено. В действительности в течение текущего 2016 года многие увидели, что вопреки всему, вопреки той уничтожающей богословской критике, которая раздавалась и раздается в адрес всевозможных экуменических проектов и документов, эта деятельность по сближению религий бурно набирает обороты. Ощущение такое, что действует какая-то давно и хорошо заведенная машина, причем действует без сбоев. Если посмотреть на дело непредвзято, то абсолютно очевидно: экуменисты делают свое дело вне всякой зависимости от позиции собственно церковных людей, как наиболее активных, пассионарных противников из числа клириков и мирян, так, собственно, и всей церковной полноты. Что бы ни происходило, меньшинство упорно продолжает навязывать свою волю большинству, и это не может не тревожить.

Поэтому серьезные исследования феномена экуменизма необходимо не сворачивать, а, напротив, наращивать, причем на основе междисциплинарного системного анализа, преодолевая изоляцию богословов от светских специалистов в области гуманитарных наук.

Прежде всего, приходится признать: невыясненным до сих пор остается самый главный, «детский» вопрос: что же такое экуменизм? На поверхности проблемы понятно, что это движение, направленное на все большее сближение и в перспективе – соединение различных религий. Но здесь сразу же возникает одно «затруднение». Как возможно такое сближение? Опыт многочисленных экуменических форумов свидетельствует: если относиться к делу всерьез, то догматические, вероучительные различия практически непреодолимы. Тогда, если ставить вышеозначенную задачу опять-таки всерьез, остается их игнорировать? То есть весь сыр-бор из-за того, чтобы в итоге зафиксировать очевидное: на поверхности, когда речь идет о морали, этических принципах, все религии как-то похожи?

Для нас вполне очевидно: серьезная постановка экуменической задачи неотделима от мутаций внутри самих религий, которые многие традиционно именуют их модернизацией (православные ревнители любят здесь термин «обновленчество» и «неообновленчество») и которые, по нашему мнению, скорее можно обозначить как постмодернизацию религии и религиозных институтов в современном мире. Для того, чтобы быть правильно понятыми, приведем несколько конкретных примеров.

1. Кришнаизм и другие восточные секты и индуизм. В восприятии обывателя кришнаиты – это и есть индуисты. В действительности, как хорошо известно религиоведам, это отнюдь не так. Индуизм – древнейшая религиозная традиция, возникшая за несколько тысячелетий до н.э. Если говорить о сложности ее вероучительной мифологии, о многочисленности пантеона «богов» и проч., то это, бесспорно, древнейшая и наиболее сложная из известных нам языческих религий. Кришнаиты же («Международное общество сознания Кришны») – сравнительно новая секта, основанная в 1965 – 1966 гг. в Нью-Йорке (а отнюдь не в Индии, как порой думает обыватель) прибывшим туда бенгальским монахом Бхактиведантой Свами Прабхупадой, который прославился, в частности, своей многолетней работой по переводу на английский язык одного из главных «священных» ведических текстов «Бха́гавата-пура́на». (Хотя сами сектанты и идентифицируют свою секту (относимую религиоведами к числу тоталитарных) как «наиболее влиятельную ветвь гаудия-вайшнавизма — одного из направлений вайшнавизма, начатого индуистским «святым» и реформатором Чайтаньей в Восточной Индии в начале XVI века»). Основатель секты, между прочим, окончил шотландский церковный колледж, обучение в котором, как понятно, не имело ничего общего ни с какой индуистской традицией.

Современные российские религиоведы Владимир Шохин и Евгений Балагушкин характеризуют «Общество сознания Кришны» как «новое религиозное движение «своеобразного традиционалистского модернизма», утверждая, что «современные кришнаиты допускают, в миссионерских целях, даже такой „постмодернизм“, как „рукоположение“ европейцев в брахманы, что для любого направления исторического индуизма является абсурдом (так как брахманом можно только родиться)»[1]. Ряд российских религиоведов причисляют движение к западным современным религиям в стиле нью-эйдж. Некоторые же учёные считают, что в вероучении кришнаитов присутствует влияние христианства или даже синтез индуизма и христианства. Канадский индолог Клаус Клостермайер отмечал «„христианоподобие“ кришнаизма Прабхупады», писал, что «во многом движение „Харе Кришна“ на Западе, если отвлечься от его внешней индийской атрибутики, больше напоминает пуританское движение британских пиетистов ХIХ в., чем типично индийское религиозное движение». Некоторые деятели антикультового движения утверждают, что кришнаизм не является частью «традиционного индуизма» и принадлежит к неоиндуизму по причине того, что кришнаиты не признают наследственности кастового деления общества. (По мнению многих религиозных индусов, «индуистом нельзя стать, им можно только родиться»). Впрочем, как и всегда бывает среди ученых, единого устоявшегося мнения индологов на этот счет, разумеется, нет. В целом, на наш взгляд, достаточно очевидно, что здесь мы имеем дело не с абсолютно новым религиозным движением, но с таким, которое, прежде всего в лице своих основателей (Свами Прабхупады и его учеников) идентифицирует свою принадлежность к древнейшей религиозной традиции, при этом радикально модифицируя и приспосабливая ее для секулярного западного общества. (Главным пафосом деятельности Свами Пракхупады была идея миссии в западном, европейском и американском, обществе. Религиозный либерализм и реформаторство апеллирует к максимально радикальной традиционности и подлинности своих духовных практик.

2. Каббала и каббала Лайтмана. Здесь мы видим похожую, хотя и не вполне идентичную ситуацию. Отсутствие полной идентичности объясняется, естественно, спецификой самой традиции.

Классическая каббала – это, как известно средневековое еврейское учение, расцвет коего приходится на 12 – 13 вв. н.э., притом, что сами каббалисты возводят ее происхождение порой даже и к временам до н.э. По мнению исследователей, умозрительная каббала представляет собой соединение элементов гностицизма II-III веков н.э. и неоплатонизма. В частности, именно у древних гностиков заимствовано основополагающее каббалистическое учение о 10 эонах. Наиболее древним источником каббалы является книга «Сефер Йецира», вероятно составленная во II веке н.э. рабби Акивой (по другим данным в XVI в. н.э.). Характерно, что каббалистическая мифология возводит происхождение этой книги ко временам праотца Авраама. Здесь впервые упомянут специфический для каббалы термин «сфирот» («зефирот»). До публикации самого известного каббалистического памятника – книги «Зоар» («Зогар») наиболее влиятельным и цитируемым источником каббалы была книга «Багир», впервые выпущенная в свет около 1176 г. прованской школой каббалистов и имевшая хождение в ограниченном кругу адептов. Согласно каббалистическому преданию, «Багир» был написан последним «амораим», то есть мудрецами Талмуда. Именно здесь подробно излагается учение о десяти «сфирот» («зефиротах»), являющееся краеугольным камнем всей кабалистики, и содержится знаменитое символическое толкование букв еврейского алфавита.

Наиболее знаменитой каббалистической книгой является Книга Зоар (ивр. ‏זוהר‏‎, «Сияние»), написанная, согласно ортодоксальным каббалистам, во II—III веке н.э. рабби Шимоном бар Йохаем и опубликованная в XIII веке рабби Моше де-Леоном. Еврейский философ, крупнейший исследователь каббалы Гершом Шолем утверждал, что Моше де Леон сам написал Зоар и выдал её за сочинение Шимона бар Йохая. По преданию, рабби Шимон бар Йохай со своим сыном Элазаром 13 лет изучал тайны каббалы в пещере.

На протяжении всех предыдущих веков каббала была эзотерическим занятием небольшой группы посвящённых. Важный толчок в развитии каббалы произошёл, когда евреи были изгнаны из Испании в 1492 г., что привело к мощному взрыву мессианских устремлений. Марокканский каббалист Авраам Азулай (1570—1643) объявил об отмене всех ограничений на изучение каббалы, а через хасидские общины, с первой половины 18 в., каббала получает распространение в широких кругах европейского еврейства. Однако как бы широко ни распространялось когда-то сугубо эзотерическое учение, во все века развития и существования данной традиции не было и речи о принципиальной возможности как-то отделить каббалу от иудаизма, в том числе и тогда, когда новый расцвет кабалистики начался уже в 20 веке, в новообразованном государстве Израиль.

Михаэль Лайтман производит настоящий переворот в традиции, впервые отделяя каббалу от иудаизма и начав прозелитическую деятельность среди неевреев. Как и в предыдущем примере, такая революция, будучи связана с идеей широкой миссии, воспринимается как профанации всеми носителями, так сказать, классического начала в данной традиции. Лайтман фактически отрывает каббалу и от ее мистической, духовной основы, от религиозного начала как такового, объявляя ее особой «наукой о мироздании» и отличая как от традиционных форм религии, так и от собственно науки, а также от философии. При этом курсы Лайтмана принимают всех, независимо от половых, возрастных и даже религиозных ограничений, «позволяя» адептам стать якобы продвинутыми каббалистами за сравнительно короткий срок. Вполне сопоставим с Лайтманом и другой популярный раввин - рабби Берг, принимающий в свою Академию изучения каббалы всех желающих. К числу его наиболее одиозных учеников относится, например, американская певица Луиза Вероника Чикконе («Мадонна»), по рождению католичка, обучавшаяся ранее в двух католических колледжах. И это притом, что, по мнению целого ряда весьма авторитетных представителей классической каббалы, для занятий ею существуют жесткие ограничения: помимо самой принадлежности к еврейству, женщины в принципе не могут стать каббалистками, а мужчины должны быть старше 40 лет и в совершенстве освоить Талмуд и Танах.

3. Ислам и политический ислам, или исламизм. Некоторыми вводится в оборот также термин «суррогатный ислам». Эта тема относится к числу наиболее известных и разработанных в научно-аналитической литературе. Хотя, по сравнению с двумя предыдущими примерами, ислам, бесспорно – молодая религия, возникновение которой относится к началу 7 в. н.э., тем не менее здесь также существует своя мощная религиозная и культурная традиция. То, что в современных исламистских движениях выдается за чисто исламское наследие, часто более чем далеко от собственно ислама, будучи чертами, привнесенными извне. Такова, например, суицидальная практика в суррогатном исламе, когда самоубийца-террорист вместе с собой подрывает немалое число мирных, ни в чем не повинных людей. Ничего общего с собственно исламским учением о шахидах и шахидизме такая практика не имеет. Шахи́д (араб. شَهيد‎ šahīd, множественное число شُهَداء šuhadā'; происходит от араб. شهادة‎ šahāda шахада, буквально «свидетельствование»). В исламе это понятие применяется как в отношении свидетеля на суде, так и в отношении верующих, принявших мученическую смерть на войне против врагов, сражаясь во имя Аллаха, защищая свою веру, родину, честь, семью. Данное понятие употребляется в смысле «мученик за веру». Террористическая практика самоподрыва с помощью так называемого «пояса шахида» решительно осуждается ведущими лидерами современного традиционного ислама.

Что касается таких широко известных исламистских движений, как «Аль-Каида» или запрещенное в России движение ИГИЛ, то сейчас уже только ленивый не знает о том, что они являются детищем спецслужб, в которых американцы и англичане играют ключевую роль. Игры английских и американских спецслужб на исламистском поле – их давняя традиция, берущая свое начало по меньшей мере еще в 18 в., когда так называемый «ваххабизм» был использован британскими колонизаторами для внесения раскола в арабское движение сопротивления. Здесь вполне очевидно, что пассионарный подъем ислама в наше время хладнокровно используется прагматичными политтехнологами западного происхождения в своих политических целях, и отделить современные исламистские движения от темы наркооружейных операций и игр спецслужб на поле практического использования теории «управляемого хаоса» с целью изменения в нужную сторону политической конфигурации в различных регионах мира абсолютно невозможно, чему мы, в частности, посвятили специальную работу. При этом необходимо подчеркнуть, что, как и в двух предыдущих примерах, «накачка» исламизма, во многом искусственная, апеллирует, во-первых, к тому, что движение, якобы, возрождает самые древние традиции «истинного ислама» (в чем оно вполне подобно Реформации в западной церкви), а, во-вторых, к самым широким прозелитическим задачам, выходя далеко за пределы исконно исламских регионов. Вербовка в радикально-исламистские движения европейцев, американцев (причем самого разного этнического происхождения), а также и граждан России – слишком известный сюжет, чтобы останавливаться на нем более подробно. Кроме того, что крайне важно: движение исламизма наиболее агрессивно относится именно к тем сторонам в исламе, которые, по мнению авторитетных исследователей, теснее всего связаны именно с его сакральным, духовно-мистическим ядром, в частности, к суфизму. А представители традиционного ислама видят в исламизме крайне серьезную угрозу своей традиции, порой довольно жестко обвиняя исламистов в агрессивной профанации своей религии. Так, пожалуй, наиболее авторитетный суфийский шейх российского Северного Кавказа покойный Саид Афанди Чиркейский любил ссылаться на высказывание некоего арабского автора о том, что «ваххабиты подобны подставкам под котлами, кипящими в самом центре ада». Напомним, что уважаемый шейх был убит террористкой, которая оказалась сторонницей радикального исламизма, причем этнически русского происхождения!

Итак, отрыв от духовно-сакрального, мистического ядра собственной традиции в сочетании с агрессивным миссионерством, прежде всего среди людей Запада, а также ложное обоснование своей активности апелляцией к некой древнейшей чистоте данной традиции – общая характерная черта модернизированных религиозных и околорелигиозных течений, распространение которых в наши дни приводит к серьезным мутациям религиозного сознания, превращению религиозно-культурных традиций в постмодернистское царство превращенных форм.

Все это в полной мере применимо и к процессам, происходящим в современном христианстве, причем как западном (где они зашли гораздо дальше), так и восточно-православном. Однако если в исламе «реформизм» носит характер бурного пассионарного движения, то в христианских сообществах, особенно на Западе он окрашен в тона подчеркнутой «терпимости», целенаправленного стремления к единению с представителями иных традиций везде, где это возможно, по мнению «новых христиан». В то же время, по нашему глубокому убеждению, так сказать, в высшем смысле, с позиции высших конечных целей тех эзотериков, которые управляют процессом, данное различие не является существенным. То есть оно, конечно, крайне существенно с точки зрения судьбы исторического христианства, ислама и т.д. Но общая черта всех современных религиозных движений, которые мы условно именуем реформистскими, обозначена нами выше. В результате отрыва от духовно-сакральной сердцевины, от аутентичной молитвенной практики своей религии, традиция, апеллирующая к тем или иным религиозным «корням» (если рассматривать ее именно с этой стороны), приобретает чисто внешний характер, становится своего рода ярлыком, лишенным глубинного духовного содержания. При этом лидеры, субъекты движения стремятся набрать как можно больше адептов, разница лишь в методах.

Прежде чем перейти к выводам, необходимо добавить еще несколько слов о процессах, сейчас уже видимым образом происходящих в христианских институтах, прежде всего современного Запада. То, что западное христианство давно отпало от полноты вселенского Православия – слишком известно, и отрицается только последовательными либералами и вырожденцами внутри Православных Церквей. Однако то, что происходит в нем сегодня, качественно превосходит все, так сказать, «традиционные» разговоры о «ереси». Сейчас появляется все больше сведений о проникновении туда уже прямых сатанистов. Так называемые педофильские скандалы – лишь видимая часть айсберга. В частности, канадский пастор и журналист Кеннет Аннет, создавший систему международных общественных трибуналов для расследования ритуальных убийств детей, прямо обвиняет в причастности к подобного рода сатанинским ритуалам представителей высшего клира Англиканской и Римо-католической церквей. Все больше серьезных исследователей подчеркивают, что современное западное христианство мутировало уже настолько, что налицо не просто какие-то отклонения, как полагали раньше, но – прямой выход за пределы собственно христианской традиции. Гностики проникли внутрь «церковных» институтов на Западе и выели их духовно-сакральную сердцевину, подменили самое ядро традиции. Просто существует весьма авторитетное мнение, что в западном «христианстве» данный процесс, в общем, единый для всех религиозных традиций в современном мире, зашел наиболее далеко.

И вот теперь настала пора вернуться к главному вопросу, давшему заголовок для данной статьи: так что же такое экуменизм? Есть ли это какое-то чисто поверхностное, несерьезное движение, преследующее политические цели, или в основе экуменических процессов – все же существенные начала глубинно-духовного, эзотерического происхождения? Мы придерживаемся именно этой, второй позиции. Ибо в первом случае вообще никак не объяснимо то упорство, с которым «либерально» настроенные экуменисты продвигаются в заданном направлении, начисто игнорируя серьезную, глубокую и содержательную критику со стороны тех, кто не на словах, а на деле стремится охранить традиции своих религий от пагубного влияния так называемого «современного мира». Экуменизм вовсе не является духовным вырождением. В основе его – подмена духовных ядер религий традиционных религий и союз между этими новыми, гностическими ядрами под прикрытием традиционной религиозной оболочки. Экуменизм и сатанизм, теперь уже открыто заявляющий о своих правах – суть две темы, которые никак не возможно отделить друг от друга.

Владимир Семенко