Новости и комментарии

19.03.2024 В Болгарской Церкви избрали местоблюстителя Патриаршего престола

07.03.2024 Широкой дорогой греха: влиятельный папистский иерарх высказался за отмену безбрачия католического духовенства

07.03.2024 Гуманитарный комитет Рады рекомендовал обновленную версию законопроекта о запрете УПЦ к принятию во втором чтении

02.03.2024 Стамбульский патриархат выступил в поддержку “однополых браков”

16.02.2024 Греция стала первой православной страной, которая легализовала однополые браки

07.02.2024 Нападение на митрополита Банченского Лонгина: владыка-исповедник избит "неизвестным"

31.01.2024 НАСТОЯТЕЛЯ ХРАМА В АДЛЕРЕ ЛИШИЛИ САНА ПОСЛЕ НЕСОГЛАСИЯ СО СНОСОМ ЧАСТИ ЗДАНИЙ

31.01.2024 Управделами УПЦ раскритиковал католические ЛГБТ-инициативы

31.01.2024 Дело митрополита Леонида: повторное заседание Высшего общецерковного суда перенесено

29.01.2024 Бывший глава Африканского экзархата РПЦ отказался от участия в Церковном суде

>>>Все материалы данного раздела
>>>Все материалы данного раздела

Официоз

>>>Все материалы данного раздела

Авторы

От ренессанса к новому застою

Отпевание патриарха Алексия_.jpg

На фото: похороны Патриарха Алексия стали символическим рубежом в новейшей истории нашей Церкви

90-е годы прошлого века были для Церкви поистине «святым» временем ее бурного расцвета и возрождения. Многие тогда открывали для себя Православие заново. Главным восторгом тех лет было сочетание новизны и древности самой Традиции. Радость узнавания, возвращения на преданную в недавнем прошлом нашу духовную Родину – лежала в основе того энтузиазма, с которым люди с вдохновением открытия, порождавшим в них тягу к жертвенному служению, трудились для возрождения наших монастырей и храмов, духовного просвещения и образования, книгоиздания, паломничеств, благотворительности. Многие духовные писатели из числа наших современников всерьез говорили, что самый конец 80-х и первая половина 90-х – это время чудес, когда казалось, что реализация мечты о возрождении Святой Руси – вот она, рядом, никто теперь не помешает, и все в наших руках.

В этом восторге порой забывали о том, какой небывало тяжелой ценой далось это возрождение и недолгий расцвет. В действительности главной, духовной основой его стал, конечно, подвиг наших мучеников, что засвидетельствовали свою верность Христу в совсем еще недавние времена кровавого большевизма, богоборческого беснования, пролив свою святую кровь за то, чтобы мы теперь могли спокойно молиться в наших возрождаемых храмах.

Сегодня это время уже позади. Эпоха церковного возрождения в России, охватившая последние лет тридцать, завершается. Собственно, она уже закончилась. Давно в прошлом – радость чудесного открытия, что та Церковь, тот русский дух, о котором мы грезили и который предвидели в себе, сидя на полуподпольных семинарах в 80-е, - вот оно, протяни руку и твое. Ушел в историю тот ни с чем не сравнимый энтузиазм, с которым мы трудились на воссоздании наших храмов, открывали для себя ту хрестоматию духовной литературы, за которую еще недавно наши предшественники могли серьезно пострадать, отправившись в места «пассивного туризма», тот тихий восторг, с которым мы впервые прикасались к нашим святыням, вдруг открывшимся для нас с неожиданного для многих позволения светских властей. То благоговение, с которым мы впервые открывали душу еще недавно потаенным духовникам, вдруг переставшим опасаться бдевших над ними «уполномоченных». Один за другим уходят в мир иной наши старцы, обладающие особым знанием (дающимся по милости Божией великим молитвенным трудом), что именуется «даром рассуждения». «Талантливый момент», в очередной раз дарованный России, уходит в прошлое, отнимается от нас, и мы остаемся с тем немногим, что смогли за это время приобрести и сохранить. Кто управляет нашей земной Церковью, какой дух и какие люди ныне доминируют в ней – предмет отдельного разговора, который я веду по меньшей мере последние полтора десятилетия.

Сегодня отнюдь не старцы, не подвижники, не бескорыстные (и не вполне управляемые) энтузиасты составляют наш церковный мейнстрим. Мертвящая бюрократия, способная не созидать духовный и материальный ресурс, но лишь потреблять, расходовать его, доминирует в нашей земной Церкви. Она до смерти боится двух вещей – малейших ростков соборности, подавляемой упорно и беспощадно, и харизматиков, тех самых старцев, молитвенников и подвижников, что во все времена формировали и реально составляли подлинное лицо Православия.

Настало время спокойно и без эмоций, с сухим аналитизмом подвести некоторые итоги, попытаться понять, что, почему и с какого момента пошло в нашей Церкви не так и не туда.

Существует стереотип, согласно которому укрепление «властной вертикали» есть процесс, по определению консервативный, никак не совместимый с либеральными веяниями. Нужно признать, что данный стереотип абсолютно ложен. Ибо внедрение либеральных по содержанию моделей весьма часто осуществляется сугубо авторитарными методами. Именно так протекали пресловутые реформы в нашей Церкви.

Притом, что упомянутый выше церковный расцвет начала 1990-х стихийно протекал под знаком возвращения к многовековой православной Традиции и, стало быть, по определению предполагал консервативную доминанту, уже при патриаршестве Алексия мы с тревогой наблюдали внутри церковной ограды некоторые тенденции сугубо либерального, модернистского толка. Например, деятельность небезызвестного т.н. «Преображенского братства» заштатного клирика Московской епархии Георгия Кочеткова. Матерого ересиарха, надо признать. Достаточно упомянуть о таких его «художествах», как сомнения в приснодевственности Божией Матери (а, стало быть, в Божественном происхождении Господа Иисуса Христа); максимальное размывание границ Церкви, при котором «членами Церкви» могут оказаться даже иноверцы; признание таинств у т.н. «инославных», в частности, у протестантов; допущение совместного Причастия с ними; критика решений Вселенских соборов; отрицание святости некоторых очень известных святых; признание оригеновского учения о всеобщем спасении, осужденного Пятым Вселенским собором; фактическое отрицание всеобщего воскресения мертвых перед Страшным судом и т.д. и т.п. Подробно излагать данную тему в настоящей статье, разумеется, невозможно. Вкратце скажем, что по этим лжеучениям имеется Заключение СББК (Синодальной Библейско-богословской комиссии) (тогда ею руководил митрополит Минский и Слуцкий Филарет (Вахромеев)), после чтения которого все вопросы отпадают. Однако никакого канонического решения по Кочеткову до сих пор не принято, он пребывает в статусе заштатного клирика; при том, что в случае, когда из системы начинает «выламываться» какой-нибудь клирик консервативно-фундаменталистского толка, такие решения принимаются очень быстро.

В то время (в 90-е годы) среди православной общественности возникло мощное движение сопротивления кочетковщине, и лидер движения был на время запрещен в служении, хотя вскоре это было отменено под сильным либеральным давлением, в том числе и со стороны серьезных международных сил. Однако есть мнение, что столь дружное осуждение Кочеткова очень многими в Церкви объяснялось тем, что он просто сильно вырвался вперед, пытаясь быстро и сразу реализовать то, что другие пытались и пытаются осуществить в течение достаточно долгого времени. В действительности, если вникнуть в этот вопрос повнимательнее, то видно, что Кочетков не вполне чужд некоторым трендам, захватившим, например, новшества, введенные в свое время Вторым Ватиканским собором, а также т.н. «богословие Фанара» (т.е. «Константинопольского патриархата»).

Были и другие симптомы надвигающейся либеральной революции в Церкви, которую упорно продвигали даже и некоторые представители Старой площади.

Что же такое церковный модернизм, взятый как целостное явление? Вкратце его можно определить как стремление не мир поднять до Церкви, ввести в церковную ограду, а, напротив, Церковь приспособить, адаптировать к миру, как поясняют, «в миссионерских целях». Можно объяснить и более развернуто. Разбираемое явление есть концепция, если угодно, проект (и соответствующая практика), основанные на следующем комплексе представлений.

Современный мир стремительно модернизируется, развивается, идет вперед. Церковь же есть институт архаичный, основанный на очень древней традиции. Для того чтобы стяжать в современном мире миссионерский успех, необходимо: упростить и по возможности сократить богослужение, непременно переведя его на современный язык, понятный тинейджерам; сократить и ослабить посты, некоторые отменить совсем, сократить также положенные молитвы; ослабить евхаристическую дисциплину; понизить планку аскетических требований, убрать ряд ограничений морального плана (особенно тех, что касаются сферы сексуальных отношений, брачной жизни) и т.д. и т.п. И тогда народ к нам потянется. Правда, опыт католиков после Второго ватиканского собора, который провел похожие реформы, свидетельствует о том, что эффект от всего этого бывает обратным: храмы пустеют, пивные и стадионы наполняются, но креативных менеджеров от РПЦ это почему-то не смущает…

Все это не есть лишь какое-то маргинальное движение снизу; данная тенденция проникает даже и в официальные церковные документы. Так, например, в учебнике по миссиологии, предназначенном для обучения семинаристов и получившем гриф Миссионерского отдела РПЦ, прямо говорится: «Общаясь с представителем той или иной субкультуры, миссионер должен понимать, что духовный поиск современного человека ярче всего выражен именно на языке его субкультуры, которая несет в себе определенные духовные ценности (пусть даже безнравственные). Понять их значение для данного человека и осветить их сквозь “призму” ценностей Евангельских — вот начало поиска точек соприкосновения и “рецепции” субкультуры для проповедника».[1]

Иными словами, в этом тексте (получившем, повторяем, официальное одобрение от РПЦ и принятом в качестве учебного пособия для будущих пастырей) предлагается искать «точки соприкосновения» между ложными и даже безнравственными «духовными ценностями» какой-либо субкультуры и Евангелием, Благой Вестью! С христианской точки зрения, носитель ложных ценностей, пребывающий во грехе, услышав проповедь православного миссионера, должен отречься от своей лжи и безнравственности и осознать истинность и спасительность христианства. Однако учебник говорит нам, напротив, что задача заключается в «рецепции» (а, стало быть, и в каком-то усвоении) субкультуры самим проповедником! Проповедник должен не ниспровергать ложь и безнравственность, но искать «точки соприкосновения» с ней! (Что полностью противоречит евангельской максиме, однозначно свидетельствующей о том, что нет ничего общего у Бога с мамоной и у Христа с Велиаром). Запрещенный ныне в служении протодиакон Андрей Кураев был одним из авторов этого учебника и сполна использовал данный подход в своих многочисленных псевдобогословских сочинениях.

Есть и другие, так сказать, более тонкие примеры того, как совершенно недопустимый модернизм проникает в официальные документы Церкви. Так, в документе, принятом Юбилейным Архиерейским собором 2000 года и озаглавленном «Основные принципы отношения РПЦ к инославию», говорится о некоем «неполном общении» православных и инославных. См. п. 1.15 этого документа: «Православная Церковь устами святых отцов утверждает, что спасение может быть обретено лишь в Церкви Христовой. Но в то же время общины, отпавшие от единства с Православием, никогда не рассматривались как полностью лишенные благодати Божией. Разрыв церковного общения неизбежно приводит к повреждению благодатной жизни, но не всегда к полному ее исчезновению в отделившихся общинах… Несмотря на разрыв единения, остается некое неполное общение». На то, что учение о «неполном общении» так называемых «инославных» с Православной Церковью и о «частичной благодати» своим источником имеет не богословие святых отцов древней Церкви или же восточно-православных отцов второго тысячелетия, а все те же документы Второго Ватиканского собора, а также светские культурологические источники (последнее касается и всех основополагающих терминов документа) указал, в частности, диакон Евгений Моргун. Однако еще до него с блестящей критикой этой неловко замаскированной идеологии экуменизма выступил известный современный апологет архимандрит Рафаил (Карелин) в своей книге «Тайна спасения. Беседы о духовной жизни». «По учению католицизма, – пишет он, – благодать сотворена и адекватна Божественному действию, следовательно, является служебной силой, а не обращенной к миру модальностью Божества. Благодать названа Божеством, и если при этом она ограниченна и несовершенна, значит, ограниченно и несовершенно само "Божество", а это уже лжебожество. Поэтому признавать за инославными конфессиями благодать, но не Божественную и не абсолютную, а какую-то иную - значит приписывать их культам псевдобожественную силу.

Говорить о действии в различных конфессиях одной и той же благодати - значит уравнивать Православие с ересью и уничтожать само понятие Церкви. Есть еще один вариант либерального богословия - допустить, что в различных конфессиях действует Божественная абсолютная благодать, но ересь препятствует людям усвоению этой благодати, и они приобщаются к ней только частично, в той степени, в какой их конфессия приближена к Православию. Но здесь возникает вопрос: спасительна ли для них в таком случае благодать? Если да, то почему же Церковь так тщательно ограждала себя от ересей? Ведь тогда получается, что слово "ересь" вообще теряет свое зловещее значение, а становится просто наименованием некой "истины второго разряда" (как говорят торговцы, "продукта второй свежести", который не очень приятно пахнет, но есть его все же можно)».

В конечном счете православные богословы указывают на тот очевидный факт, что экуменизм – есть важнейшая составляющая церковного модернизма, а за спиной экуменизма всегда так или иначе маячит упомянутая нами ересь апокатастасиса – учения о всеобщем спасении. Размывание четкости православной догматики в отношении данного важнейшего аспекта вероучения проникает в официальные документы РПЦ под прямым влиянием Ватикана и Фанара, ныне столь резко (и справедливо!) осуждаемого священноначалием РПЦ за его противоканонические действия на Украине.

Модернистские тенденции проникают не только в официальные церковные документы, но даже и в богослужение. Понятно, что официальные церковные власти не могут и не будут действовать в духе кочетковского радикализма (например, призывать к тотальной русификации всего богослужения полностью). Однако при этом уже сейчас, при формальном осуждении подобных тенденций, с самых вершин иерархии в качестве пробного шара запускаются осторожные рекомендации к использованию русского текста паремий и апостольских чтений, а то и (по усмотрению настоятелей, в зависимости от того, как к этому отнесется община) и чтений Евангельских.

Не отвергается практика сверхчастого причащения, чему практически неизбежно сопутствует ослабление евхаристической дисциплины, в том числе приуготовительного поста и положенных молитвословий. Высшими иерархами РПЦ, на официальном уровне об этом говорится покамест еще крайне осторожно, но понятно, что, будучи однажды запущены, эти, казалось бы, частные послабления вскоре станут нарастать, как снежный ком. При этом крайне важно, что такой подход не имеет ничего общего с «икономией». Последняя предполагает со стороны духовника снисхождение к конкретному грешнику, к его слабости, человеческой немощи, одновременно с принципиальным неприятием, отвержением самого греха. Вышеозначенная же практика, напротив, стремится к ревизии, ослаблению самих принципов под влиянием падшего, греховного мира, по сути, санкционируя апостасийный переворот в самой методологии духовнической, пастырской практики.

Ярким примером этого является документ, названный «О канонических аспектах церковного брака» (принят Архиерейским собором РПЦ 29 ноября – 2 декабря 2017 г.). В нем особый интерес представляет часть V. Среди причин, по которым церковный брак можно признать «утратившим каноническую силу», упоминаются, например, такие, как «прелюбодеяние одного из супругов» или «вступление одного из них в новый брак в соответствии с гражданским законодательством». Иными словами, брак, как церковное таинство, освященное Богом, ставится в прямую зависимость от человеческой греховности. Людям, в случае совершения ими греха, по факту дозволяется церковный развод (с реверансами насчет «уговоров»), то есть констатируется, что само таинство утратило силу, вместо обличения греха как противоречащего таинству и попирающего его! Онтологическая и сотериологическая (спасительная) первичность таинства и глубокая вторичность греха, как отклонения от богоустановленной нормы, по сути, меняются местами!

Наконец, нельзя не упомянуть и проект нового катихизиса РПЦ. Попытка внедрить его была сделана по инициативе председателя ОВЦС и СББК, а также руководителя общецерковной аспирантуры и докторантуры митрополита Илариона (Алфеева). Будучи предложенным к обсуждению, данный проект был подвергнут уничтожающей критике ведущими богословами нашей Церкви. Они констатировали:

· полную неадекватность авторов в понимании стоящей перед ними задачи (по объему в 700 страниц предложенный текст не соответствовал жанру катихизиса);

· ужасный стиль и язык изложения, «сотканный из официоза и выспренних благоглупостей»;

· перегруженность текста множеством ненужных для катихизиса подробностей и невладение авторами краткой вопросно-ответной формой, как раз традиционной для текстов такого рода;

· полностью провальную композицию, хаотическое изложение материала;

· отсутствие в тексте многих крайне важных тем;

· искажение в нем Православия, еретический (по слову святителя Николая Сербского) «“богословский” подход, который стремится приспособить христианство под нехристианский мир. В этом смысле текст “нового катехизиса” еретичен от начала до конца. Авторы, очевидно, пытаются создать такое Православие, которое выглядело бы “рукопожатным” для светской либеральной общественности»;

· искажение богословских истин под влиянием языка церковной дипломатии;

· по сути – ползучее проникновение в текст упомянутой выше ереси всеобщего спасения;

· и многие другие ошибки, несуразности и прямые искажения православного вероучения, что позволило критикам сделать однозначный вывод: «Попытка принять соборно данный еретический текст вызовет огромный соблазн и потрясение для нашей Церкви».

Критика проекта была настолько сильна, что в итоге он был отозван. Аналогичная судьба постигла и проекты документов т.н. Критского собора, вначале формально одобренные Архиерейским собором РПЦ 2016 года, но затем, под влиянием критики «снизу», отвергнутые высшей иерархией нашей Церкви, в результате чего, после ряда перипетий, она отказалась от участия в Критском соборе (с претензией на статус «всеправославного»), организованном по инициативе Фанара.

Постепенное (хотя и не быстрое) перерождение церковной институции, внутреннее подчинение ее стихиям «мира сего» сопровождается усилением бюрократизации церковной жизни и отмеченным нами в начале тотальным недоверием к духовно ревностным клирикам и мирянам. Бюрократизация в Церкви имеет своим истоком такую ситуацию, когда сами носители иерархической власти, харизматической по своей природе, начинают воспринимать себя как администрацию в чистом виде, по сути, приравнивая «священноначалие» к начальству светскому, не обладающему харизматической властью, данной самим Христом (то есть Богочеловеком). Который при основании Им Церкви вдунул в нее Свой неотмирный, благодатный Божественный дух. У некоторых церковных администраторов все в большей степени превалирует представление, что главное – это послушно исполнять распоряжения свыше, и тогда все будет хорошо. О главном отличии Церкви от любой другой, чисто человеческой, организации, о присутствии в ней благодати, силы Божией, против которой нам нельзя погрешать, при этом как-то, вольно или невольно, забывается. Высокие соображения духовного и богословского характера незаметно (и неизбежно) отступают при этом на второй план.

Одним из средств и одновременно проявлений тотальной бюрократизации в Церкви является широко разрекламированное дробление епархий. (Епархии превращаются в митрополии во главе с митрополитом и делятся на несколько малых епархий во главе с епископом). В свое время такие действия церковной администрации оправдывались, в частности, необходимостью для правящих архиереев «быть ближе к народу». Что в принципе верно, если иметь в виду, что исторически, с древних времен, отношения епископа и его паствы часто трактовались как семейные; епископ воспринимался как отец для своих чад, а его епархия – как большая семья. В слишком больших по размеру епархиях архиерей по определению, так сказать, в силу объективных причин отчуждается от паствы, будучи не в состоянии даже послужить в каждом подчиненном ему храме. Однако, будучи реализованной, идея «малых епархий» по факту приводит лишь к умножению бюрократии и ускоренному «пожиранию» и без того небогатого сегодня ресурса. Одновременно с усилением формальной централизации, пресловутым «укреплением вертикали» происходит дисперсия и дальнейшее отчуждение «верхов» и «низов» Церкви.

Усиление бюрократизации не может не сопровождаться последовательным попранием остатков соборности на всех уровнях. Здесь следует говорить не только о том, что положение старого Устава о Поместном соборе было из него убрано решением Архиерейского собора (то есть, согласно тому же Уставу, нижестоящей властной инстанции), что, с правовой и канонической точки зрения абсурдно. Даже права самого Архиерейского собора (который, по новому Уставу, есть высший орган власти в Церкви) постоянно попираются, при злостном нарушении ныне действующего Устава и апостольских правил. Так, при подготовке и проведении встречи патриарха Кирилла с папой Римским Франциском в Гаване в 2016 году все было сделано тайно, в обход собора, притом, что Устав, основываясь на 34 Апостольском правиле, прямо говорит, что «характер отношений с инославными конфессиями определяет Архиерейский собор» (Глава 3, п. 1 Устава).

А сегодня митрополит Иларион уже не таясь признает, что новая встреча с папой готовится, но объявлено о ней будет примерно за неделю до самой встречи. То есть столь вопиющее нарушение канонов и Устава его абсолютно не смущает!

В достаточно плачевном состоянии пребывают не только «верхи», но и низы» Церкви. 90-е годы были, помимо всего прочего, еще и временем цветения всевозможных православно-патриотических движений и организаций: РХДД (Российского христианско-демократического движения); СПБ (Союза православных братств); СПГ (Союза православных граждан); СХВ (Союза «Христианское возрождение»); Православно-политического совещания; разных изводов Союза русского народа, который вдруг попытались воссоздать и т.п. В них было, конечно, немало перехлестов. Но в целом эти движения выражали серьезное устремление церковного народа к возрождению Православия не только в рамках монастырей, храмов и приходов, но и в пределах всего российского социума. «Воссоздание Святой Руси» (по названию известной книги Антона Карташева) через воцерковление всей жизни – было главным пафосом этого достаточно массового движения. Однако довольно скоро выяснилось: церковная бюрократия воспринимает православную общественность лишь как «приводной ремень» и очень боится излишнего энтузиазма снизу. И постепенно, в течение нескольких десятилетий, запас энергий, выплеснувшихся на поверхность общественной жизни на рубеже 80-90-х, стал иссякать. Сегодня вышеупомянутые движения уже практически сошли на нет, а новые, подобные им, не идут ни в какое сравнение. В силу разрыва «верхов» и «низов» Церкви и во многом целенаправленной работы по «сливу» народной энергии, мешающей бюрократии управлять системой, происходит постепенная маргинализация социально активных сил в Церкви. По сути, люди стоят перед выбором: либо становись «приводным ремнем», либо двигайся в сторону раскола, либо забудь про свой энтузиазм и сиди тихо, становясь обычным потребителем ритуальных услуг. То, что при этом православной общественности (включая и клириков и мирян) удается заблокировать такие одиозные инициативы «верхов», как одобрение документов Критского собора или проект нового катихизиса, можно без преувеличения воспринимать как самое настоящее чудо!

Все вышеизложенное ведет, в частности, и к потере церковной институцией того авторитета в светском обществе, который она все же имела в 90-е. Об этом свидетельствуют как многие соцопросы, так и серьезное падение посещаемости храмов, даже в великие и двунадесятые праздники. Очень ощутимый удар по Церкви руками самой иерархии был нанесен в 2020 году, когда, под давлением светских властей, доступ в храмы во многих епархиях был фактически закрыт для прихожан со Страстной среды до праздника Троицы (Пятидесятницы), то есть – на главные службы Страстной седмицы и на весь пасхальный период. (Одновременно начались странные кощунственные манипуляции с богослужебными предметами по их «дезинфекции», что произвело ужасное впечатление на наиболее ревностную часть прихожан). После этого посещаемость храмов упала очень заметно и до сих пор не восстановилась до прежнего, «доковидного» уровня. Еще одного такого удара Церковь просто не выдержит.

В заключение остается лишь напомнить известную истину. Церковь, как учреждение Богочеловеческое, живет не только человеческими усилиями, но наполняется Духом Божиим, Его благодатной силой. Поэтому и сказано, что она «стоит до скончания века, и врата адовы ее не одолеют». Однако это сказано о Церкви мистической, которая есть Тело Христово. Что же касается конкретных поместных юрисдикций, то, например, в Откровении Иоанна Богослова, последней книге Библии, упоминается целый ряд поместных церквей, которых ныне уже нет и следа. Дух Божий дышит, где хочет, но он перестает действовать там, где против него постоянно погрешают. Да не будет этого с нами!

Владимир Семенко

Публикуется в авторской редакции. С сокращениями см. в Источнике.


[1] Миссиология: Учебное пособие. Изд. 2, исправленное и дополненное. Миссионерский отдел Русской Православной Церкви, 2010. С. 188. 


Возврат к списку