Новости и комментарии

19.03.2024 В Болгарской Церкви избрали местоблюстителя Патриаршего престола

07.03.2024 Широкой дорогой греха: влиятельный папистский иерарх высказался за отмену безбрачия католического духовенства

07.03.2024 Гуманитарный комитет Рады рекомендовал обновленную версию законопроекта о запрете УПЦ к принятию во втором чтении

02.03.2024 Стамбульский патриархат выступил в поддержку “однополых браков”

16.02.2024 Греция стала первой православной страной, которая легализовала однополые браки

07.02.2024 Нападение на митрополита Банченского Лонгина: владыка-исповедник избит "неизвестным"

31.01.2024 НАСТОЯТЕЛЯ ХРАМА В АДЛЕРЕ ЛИШИЛИ САНА ПОСЛЕ НЕСОГЛАСИЯ СО СНОСОМ ЧАСТИ ЗДАНИЙ

31.01.2024 Управделами УПЦ раскритиковал католические ЛГБТ-инициативы

31.01.2024 Дело митрополита Леонида: повторное заседание Высшего общецерковного суда перенесено

29.01.2024 Бывший глава Африканского экзархата РПЦ отказался от участия в Церковном суде

>>>Все материалы данного раздела
>>>Все материалы данного раздела

Официоз

>>>Все материалы данного раздела
Выберите подраздел:

ТУПИК ЛИБЕРАЛЬНОГО ХРИСТИАНСТВА. О неообновленческой экклезиологии священника Георгия Кочеткова

Давно замечено, что, пытаясь не просто противостоять всеобщей секу­ляризации, дехристианизации жизни (к чему неустанно призывает нас наш Предстоятель – Патриарх Кирилл), но, по возможно­сти, завоевывать в ней для себя новые пространства, Церковь воинствующая неизбежно сталкивается с обрат­ным влиянием внешнего мира. «Мир» стремится проник­нуть через церковную ограду, пытаясь разрушить цер­ковный организм изнутри. Поэтому прямое или косвенное столкновение, конфронтация с «миром» для Церкви не­избежны. Парадокс нашей нынешней церковной ситуации состоит в том, что вытекающую из самой природы Церкви необходимость распространять слово Божие, христиани­зировать и воцерковлять все сферы жизни некоторые «ревностные не по разуму» «миссионеры» принимают за неизбежность компромисса, приспособле­ния к «миру», к «духу века сего». Неизбежное для Церкви бытие-в-истории некоторые церковные и околоцерковные деятели лишают самого главного компонента, отличаю­щего Церковь, как учреждение богочеловеческое, от лю­бой чисто человеческой земной организации, – эсхатологического измерения, стремле­ния выйти за ее, истории, пределы.
Из среды либерально настроенных, или, как они себя сами часто именуют, «открытых» христиан все громче раздаются призывы не просто к разумно понятому экуменизму как богословскому диалогу с другими конфес­сиями, но к «раздвижению чисто конфессиональных ра­мок соборности», «примирению и согласию», «открыто­сти... ко всем людям доброй воли». Говорят не только об «общехристианской культуре... но и о соборной, пла­нетарной, общечеловеческой культуре, объемлющей все духовные достижения рода человеческого»[1] . Предполагая, стало быть, позитивную оценку и внехристианской ду­ховности, что для христианина равнозначно неразличе­нию духов.
С этими тезисами вполне созвучны некоторые ключевые положения неообновленческой экклезиологии, в частности то учение о Церкви, которое давно уже развивает в своих много­численных публикациях московский священник Георгий Кочетков. Последний прямо говорит о возможности «хри­стианской веры вне Церкви»[2] , о «внецерковной традиции истинной веры»,[3] о том, что «Церковь истинная, как живое Тело живого Христа, – не имеет жестких и, тем более, жестоких (? – B.C.)границ» [4], и, в конечном счете, по-своему вполне четко формулирует, что «нет и никогда не будет строгих определений Православия, а значит, и инославия, православности, ереси и раскола»[5] . «Верши­ной» богословской мысли отца Георгия является призыв к Церкви «стать чувствительной к Божественному От­кровению»[6] . Стало быть, по отцу Г.Кочеткову, Откровение отнюдь не проявляет (или не всегда проявляет) себя в «наличной» Церкви (то есть богоустановленность Церкви отнюдь не есть принадлежность ее природы), что воз­можно и некое откровение вне Церкви, к которому ей еще только предстоит стать «чувствительной». Что тогда догматы и каноны, утвержденные отцами Вселенских Соборов, в чем критерий истины и каков путь ко Христу?
Если возможно Божественное Откровение вне Церкви, то, очевидно, вне Церкви возможна и харизма – клю­чевое понятие неообновленческого богословия. «Цер­ковь, не имея своего голоса, не может дать руку тому, кто имеет действительные духовные дары... (выде­лено мною. – B.C.). Неясно, голос Церкви – где он? Соборы? Далеко не всегда и не во всем соборы. Патри­арх – тоже»[7] . Ясное дело, что «харизматикам» с их ав­тономными от учения Христова «смыслами» приходится несладко. Да и Церкви не позавидуешь: несчастная «не знает, как принять это в себя, как впитать и питаться этим»[8] . В соответствии с учением отца Г.Кочеткова о «ди­намизме», а то и просто отсутствии видимых границ Церкви находится активно насаждаемое его Сретенским брат­ством представление о том, что православные христиане, по крещению и вере принадлежащие к Церкви видимой, могут быть «неполными» членами мистической Церкви и для полноты своего воцерковления нуждаться еще в дополнительной катехизации по системе, принятой в брат­стве, в то время как люди, очевидным образом находя­щиеся вне видимых границ Церкви, могут быть не только ее «полными членами», но даже и носителями «личной святости».
Надо сказать, что отец Г.Кочетков давно уже развивает положение о «размытости» границ видимой Церкви. В своей ранней программной работе «Вхождение в Церковь и исповедание Церкви в церкви», опубликованной под псевдонимом Николай Герасимов[9] , он также пишет, что «границы Церкви рационально четко не обозначены и не обозначимы никогда»[10] . Вместе с тем там же встречаем призыв «верою постигать границы Церкви, ибо войти в Церковь значит таинственно перейти границу, оказаться за этой границей...»[11], а также утверждение, что вне своих «границ Церкви, как и Самого Бога, просто не существует»[12] . Православное (да и просто здравое!) со­знание не в состоянии понять этого богословия, оставаясь в границах нормальной логики: Церкви, как и Самого Бога (!), не существует вне несуществующих границ Церкви, которые мы каким-то образом таинственно пе­реходим!
Опыт Церкви (прежде всего Вселенских Соборов) учит, что догматически строгое, богословски корректное мыш­ление, всегда основанное на духовной трезвости (когда разум лишь постигает богооткровенную Истину, а не занимается самочинным «творчеством»), непременно не­сет в себе некое высшее равновесие. Таков Халкидонский догмат. Напротив, рассудок самочинного «харизматика» при всей своей видимой, автономно-человеческой и по­тому неизбежно плоской и примитивной «рационально­сти», горячащийся и неизменно впадающий в гордыню от близости к «духу», обязательно содержит неразреши­мые противоречия, колеблясь от одной крайности к дру­гой, а часто сочетая в себе все возможные крайности и противоречия, нимало не достигая трезвости и рав­новесия соборного разума Церкви. Так и неообновленческая экклезиология, размывая внешние границы Цер­кви, границы между Церковью и внешним миром, в то же время воздвигает непреодолимые барьеры внутри са­мой Церкви, между ее разными аспектами, вполне в несторианском духе отделяя Церковь земную от Церкви небесной. Прямо декларируется, что, «поскольку церковь в своем объективированно-социализированном бытии не есть Сам Бог» (что справедливо), она «не божественна, а человечна»[13] . Из этой простой и ясной, предельно од­нозначной (в отличие от более ранних построений отца Г.Кочеткова) формулировки очевидным образом сле­дует отрицание Богочеловеческого характера Церкви. Здесь же автор призывает «различать три смысла слова «церковь» (включая церковь-храм). Во-первых, это Цер­ковь (с большой буквы) как мистическое Тело Христово, которое есть Богочеловечество и весь мир Божий, жи­вущий по благодати. В ней поэтому нет иной власти, кроме власти любви, и выше и старше в ней лишь тот, кто ближе к Богу во Христе. Во-вторых, это церковь (с малой буквы) как человеческая организация и чело­веческое единство во имя Христа. Она человечна, и в ней поэтому есть еще и административная власть, а выше обычно тот, кто занимает более высокую должность в церковной организации»[14] . Таким образом, церковная иерархия есть для отца Г.Кочеткова плод чисто человече­ского, земного произвола, а не Богочеловеческое уста­новление по образцу иерархии небесной.
Похожие (хотя и не абсолютно) формулировки нахо­дим в уже упоминавшейся статье «Николая Герасимова», где различаются «три реальности и, соответственно, три понятия – Церковь, церковь и храм-церковь, где первое ближе к тому, что чаще всего называют единым Богочеловеческим организмом, столпом и утверждением Ис­тины, полнотой Наполняющего все во всем, мистическим Телом Христовым, народом святым, родом избранным, царственным священством, людьми, взятыми в удел; вто­рое – к церковной институции со всеми ее учреждениями и организациями в их исторических духовно-культурных формах и проявлениях; третье – к тому, что обычно называют домом Божиим и обычным местом совершения богослужения»[15] .
Определенного рода запутанность и неясность, неко­торая «мистическая неразличенность» богословской мысли отца Г.Кочеткова, преобладание интуиции над духовной трез­востью и четким догматизмом не должны нас обманывать. Утверждение Богочеловечности «мистической» Церкви и чисто человеческого характера церкви «институциональ­но-правовой» есть в действительности не что иное, как нарушение исходного догматического равновесия Боже­ственного и человеческого аспектов в реально существу­ющей Церкви. Если реально существующая, богоустановленная иерархия (или, скажем, орган церковного уп­равления) искусственно лишается своего Божественного, небесного аспекта, если Дух Святой не действует, к примеру, в решениях Соборов и в распоряжениях цер­ковной власти, то понятным образом этот Божественный аспект начинает мыслиться в качестве изолированного и может быть произвольно приписан чему угодно. Ибо каков же объективный критерий «мистической Церкви», ее «богочеловечности», если последняя отрицается в при­менении к исторически сложившейся и развившейся Цер­кви? Правильное догматическое сознание мыслит Богочеловечность как изначальное, объективное качество Церк­ви, основанной Христом, против которого люди (в том числе и иерархи) могут погрешать себе в осуждение, но не могут (вопреки протестантскому взгляду) нарушить его в принципе, ибо Церковь есть установление Божие, а не плод человеческого произвола.
Все эти построения отца Г.Кочеткова заставляют вспом­нить известное предостережение Владимира Лосского, писавшего о двух опасностях, наиболее характерных для современной церковной жизни, – экклезиологическом мо-нофизитстве и экклезиологическом несторианстве. Если экклезиологические монофизиты (к которым можно было бы отнести наиболее радикальных представителей современ­ного церковного фундаментализма), по его словам, «же­лают только хранить Истину и умерщвляют церковную икономию, ту многообразную и всегда различную в за­висимости от времени и места деятельность Церкви, посредством которой Она питает мир», то «экклезиоло­гические несториане ради икономии готовы забыть о неизменной полноте Истины, обитающей в Церкви, и вместо того чтобы оплодотворять ею мир, начинают искать вовне, в человеческом творчестве... питания для Церкви», переставая «видеть, что источник жизни и ведения Церкви не мир, а Дух Святый». Или, добавим, пытаясь стяжать Духа не в Церкви, а в «мире», искажая само понятие Церкви, делая его более «мирским». Цер­ковные несториане, по словам Вл. Лосского, «с одной стороны, обесплочивают Тело Христово, превращая его в отвлеченное «духовное начало», с другой – неразли­чимо смешивают его с миром... Церковь начинает жить жизнью мира как одна из его стихий и уже не может дать ему того, что ждет от Нее мир, ибо Она ничем больше по существу не отличается от мира»[16] .
Осуждая несторианское рассечение единства Церкви на два аспекта, «небесный» и «земной, исторический», Вл. Лосский говорит далее о «двоякой цели», которую преследует церковная иерархия: «с одной стороны, ог­раждение самобытности и свободы Церкви от начал мира, с другой – икономию по отношению к миру, в котором и для спасения которого Она существует». «Частое на­рушение церковного единства в наши дни... пренебре­жительное отношение к канонам, в которых хотят видеть лишь внешне-административные распоряжения, а не жи­вое выражение церковного единства, хранимого иерар­хией, – все эти прискорбные явления таят в своей глу­бине неверное восприятие Церкви: отрицание Ее живой плоти, развоплощение или, по крайней мере, расслабле­ние единства божественного и человеческого начал в Церкви. Эта ложная установка есть некое порождение протестантского спиритуализма на православной почве. Она выражается в почти полном нечувствии к конкретно-историческому характеру Тела Христова. Остается лишь сакраментальное восприятие этого Тела, Церковь как организм, в котором осуществляются таинства. Но по­нятие о Церкви как Экклезии с ее канонически-иерар­хической структурой... исчезает из сознания многих. Если конкретно-историческая Церковь не есть само подлинное Тело Христово... то, конечно, все становится относитель­ным и безразличным»[17] . Вспомним в этой связи учение отца Г.Кочеткова о невозможности дать «строгие определе­ния Православия... инославия, православности, ереси и раскола».
Хорошо пишет о неприемлемости для правильной экклезиологии дуализма «небесного» и «земного» аспектов Церкви, о необходимости целостно-духовного ее воспри­ятия, об очевидности существования видимых границ Церкви и такой оппонент Владимира Николаевича Лосского, как отец Сергий Булгаков, в своей известной книге «Православие»,[18] не случайно, кстати, не указываемой отцом Г.Кочетковым (при всем его широко декларируемом поч­тении к отцу Сергию) ни в одном известном нам списке рекомендуемой им литературы. Подобные примеры из твор­чества столь почитаемых нашими либералами русских бо­гословов XX века можно множить и множить.
Если, как следует из учения отца Г.Кочеткова, Церковь земная и Церковь небесная – две абсолютно различные реальности (по крайней мере, у него всегда подчеркивается именно их различие, своего рода параллельность суще­ствования и нигде специально не декларируется их не­разрывная, мистическая связь), то не ясно ли, что по­нятие «Церковь земная» в этом случае лишается видимо богоустановленного критерия и может быть наполнено в принципе каким угодно содержанием? Если «сущность» – не является, то то, что ранее (при правильном понимании) мыслилось как явление этой сущности, теперь, по обще­известной кантианской логике, оказывается не чем иным, как «вещью-в-себе». Церковь видимая у отца Г.Кочеткова есть не что иное, как кантовская вещь-в-себе, то есть она оказывается как раз невидимой, не в смысле небес­ного аспекта Церкви, а в смысле ее принципиальной неопределимости.
Церковь земная, таким образом, не обладает видимыми признаками, позволяющими отличить ее от всего иного, от того, что не есть сама Она, отличить ее от «мира». А это-то как раз и означает, что границы Церкви размыты и неопределенны, сколько бы ни делали здесь извиняющихся оговорок.
Но если мы признаем, что объективно границ Церкви не существует, то они могут быть проведены произвольно (вспомним знаменитый пассаж отца Г.Кочеткова о «при­знаваемой многими христианами настоящей личной свя­тости... в границах Церкви мистической (от Франциска Ассизского до Д.Бонхоффера и А.Швейцера, может быть, даже Махатмы Ганди)».
Идущие по пути этой произвольности естественным (а в высшем смысле как раз именно противоестествен­ным) образом начинают все сильнее раскачивать цер­ковный корабль, и сектантско-раскольничья логика дает все явственнее о себе знать. Для того и необходимо неообновленцам это стихийное кантианство в богословии (или, правильнее, богословски выражаясь, экклезиологическое несторианство), чтобы, разорвав объективную, сверхъестественную, Богочеловеческую связь земного и небесного аспектов Церкви, вместо нее установить по большей части произвольную, искусственную, чисто че­ловеческую связь, наполненную вполне субъективным содержанием, подменить плоды Богочеловеческого Про­мысла человеческим произволом. Другой вопрос, насколь­ко такое стремление осознанно.
Согласно отцу Г.Кочеткову (Николаю Герасимову), «со­борность Церкви на уровне всемирного Православия в настоящее время до конца не явлена и явлена быть не может»[19] . Оказывается, далее, что «в истинной Церкви вся истина не собрана и не явлена, что она же может быть дополнительно обнаружена, по меньшей мере в не­которых своих существенных частях, за видимыми орга­низованными границами Церкви; в единой Церкви не явлено все ее единство, в святой и апостольской церкви – вся ее святость и апостоличность» и т.д.[20] . С другой стороны, «Дух как объект поисков становится иногда их субъектом»[21] (С.Т. Богданов – псевдоним отца Г.Кочеткова). «История земной церкви знает... многие... споры и раздоры, возникавшие в церкви во имя полноты духовной свободы против власти иерархии, против единообразия в вере и форме богослужения и т.п. Здесь отчасти и гностики, здесь и монтанисты, первые поколения монахов и ислам... здесь мистические секты, павликиане и бого­мильство, катары, вальденсы, протестантизм в своей луч­шей части, здесь в известной мере оккультизм, теософия и т.д. Отчасти здесь даже юродивые и старцы церкви...»[22] . Таким образом, мы видим, что поиски «духа», «истинного харизматизма», свободного от «пут» видимой церковной организации, явным образом выходят у отца Г.Кочеткова за пределы христианства и охватывают сферу духов­ности, которая самой Церковью в лице святых отцов однозначно определяется как ложная.
Общеизвестен вывод отца Г.Кочеткова (С.Т. Богданова) о необходимости (или даже скрытом, потенциальном на­личии в самой Церкви) «двух типов устройства христи­анских обществ («ветхозаветного», где в центре стоит храм, и «новозаветного», где в центре – благодать и свобода)», или, по его терминологии, «экклисического», «с его догматами, канонами, чинными уставами, апо­стольской преемственностью иерархии и т.д.», и «синагогально-синаксарного», то есть «общинного», устройства. Вывод этот подверг в свое время уничтожающей критике отец Иоанн Мейендорф[23] , обвинивший автора в «гностиче­ском элитизме»[24] . Это противопоставление, выливающее­ся на практике в весьма агрессивное противопоставление прихода и общины, как и все другие умозрительные и практические выводы отца Г.Кочеткова, является прямым следствием теоретического (по отцу Иоанну Мейендорфу, «гностического») дуализма в неообновленческой экклезиологии. Парадоксальным (но лишь на первый взгляд) образом оказывается, что для отца Г.Кочеткова и его ок­ружения «размыты и четко не определены» границы между Церковью и не-Церковью, между Церковью и внешним миром, но воздвигнута непреодолимая стена не только между Церковью небесной и земной, неви­димой и видимой, между Божественным и человеческим аспектами Церкви, но и между их «церковью», этим воинствующим обновленческим «орденом меченосцев», и тем реально существующим народом Божиим, о ко­тором более всего пекутся они на словах. (Характерно, кстати, что против неообновленчества более всего вос­стают именно «лаики», то есть миряне, причем богословски наиболее грамотная часть народа Божия, реально живущая цер­ковной жизнью.)
Искусственно разорвав два аспекта Церкви и теоре­тически размыв границы Церкви видимой, отец Г.Кочетков и иже с ним сталкиваются с реально существующей Церковью, с ее Преданием, историей и традициями, и оказываются перед лицом дилеммы: либо признать дей­ствие в ней Духа Божия и бессмысленность искания «Духа» вне Церкви, либо, опираясь на свое по существу протестантское положение о возможности харизматизма вне «церкви» (по отцу Г. Кочеткову, с маленькой буквы), вести борьбу с ней. Таким образом, признание макси­мально широких границ Церкви, утверждение об их неопределенности, базирующееся, в свою очередь, на отрицании объективной, богоустановленной связи двух аспектов Церкви, приводит на практике к фактическому (пусть пока потенциальному, данному в виде тенденции) расколу, к противопоставлению своей, до поры до времени функционирующей в рамках Церкви, системы «общин» реально существующей и исторически сложившейся цер­ковной организации.
Церковь видимая также оказывается расколотой, при­чем та ее часть, которая объявляет себя максимально свободной, максимально «открытой» к тому, что находится вне ее (за пределами «формальных» и «жестких» границ видимой Церкви), оказывается при этом наиболее «же­сткой и даже жестокой», наиболее агрессивной по отно­шению к «историческому Православию».


[1] НГ-религии. 1997. 27 февр. С. 6.  

[2] Афанасьевские чтения. 1994 С. 104.

[3] Там же. С. 109.

[4] Там же. С. 108.

[5] Вестник РХД. 1994. № 169. С. 16.

[6] Там же.

[7] Новая Европа, № 1. С. 71.

[8] Там же.

[9] Вестник РХД. 1979. № 128.

[10] Там же. С. 44.

[11] Там же. С. 43.

[12] Там же. С. 45.

[13] Православная община. 1991. № 1 С. 18.

[14] Там же.

[15] Вестник РХД. 1979. № 128. С. 41.

[16] Вл. Лосский. Спор о Софии. Статьи разных лет. М.: Изд. Свя­то-Владимирского братства, 1996. С. 113–114.

[17] Там же. С. 117–118.

[18] О. Сергий Булгаков. Православие. Париж, ИМКА-ПРЕСС, 1964. С. 35. 40–42. Репринт: М.: Терра, 1991.

[19] Вестник РХД. 1979. № 128. С. 58.

[20] Там же. С. 59.

[21] Вестник РХД. № 140. С. 56.

[22] Там же. С. 57.

[23] Там же. С. 78–82.

[24]   Там же. С. 81


Автор:  Владимир Семенко



Возврат к списку