Новости и комментарии

19.03.2024 В Болгарской Церкви избрали местоблюстителя Патриаршего престола

07.03.2024 Широкой дорогой греха: влиятельный папистский иерарх высказался за отмену безбрачия католического духовенства

07.03.2024 Гуманитарный комитет Рады рекомендовал обновленную версию законопроекта о запрете УПЦ к принятию во втором чтении

02.03.2024 Стамбульский патриархат выступил в поддержку “однополых браков”

16.02.2024 Греция стала первой православной страной, которая легализовала однополые браки

07.02.2024 Нападение на митрополита Банченского Лонгина: владыка-исповедник избит "неизвестным"

31.01.2024 НАСТОЯТЕЛЯ ХРАМА В АДЛЕРЕ ЛИШИЛИ САНА ПОСЛЕ НЕСОГЛАСИЯ СО СНОСОМ ЧАСТИ ЗДАНИЙ

31.01.2024 Управделами УПЦ раскритиковал католические ЛГБТ-инициативы

31.01.2024 Дело митрополита Леонида: повторное заседание Высшего общецерковного суда перенесено

29.01.2024 Бывший глава Африканского экзархата РПЦ отказался от участия в Церковном суде

>>>Все материалы данного раздела
>>>Все материалы данного раздела

Официоз

>>>Все материалы данного раздела
Выберите подраздел:

ТУПИК ЛИБЕРАЛЬНОГО ХРИСТИАНСТВА

О неообновленческой экклезиологии священника Георгия Кочеткова[1]

кочетков - 3_.jpg

Предисловие автора

Эта статья была написана уже довольно давно и вошла в качестве отдельной главы в нашу книгу «Как разрушают Церковь», выдержавшую к настоящему времени уже два издания (2009 и 2013 гг.). Однако события самого последнего времени, когда православные люди в Твери, возмущенные нашествием кочетковщины в их митрополии, происходящим при попустительстве правящего архиерея, предприняли очень грамотные и решительные действия канонического характера с целью противодействия разрушительным действиям этой квазицерковной группировки, убеждают в том, что наша работа не потеряла своей актуальности. Поэтому сегодня мы снова предлагаем ее вниманию читателя.

* * *

Давно замечено, что, пытаясь не просто противостоять всеобщей секуляризации, дехристианизации жизни (к чему неустанно призывает нас наш Предстоятель – Патриарх Кирилл), но, по возможности, завоевывать в ней для себя новые пространства, Церковь воинствующая неизбежно сталкивается с обратным влиянием внешнего мира. «Мир» стремится проникнуть через церковную ограду, пытаясь разрушить церковный организм изнутри. Поэтому прямое или косвенное столкновение, конфронтация с «миром» для Церкви неизбежны. Парадокс нашей нынешней церковной ситуации состоит в том, что вытекающую из самой природы Церкви необходимость распространять слово Божие, христианизировать и воцерковлять все сферы жизни некоторые «ревностные не по разуму» «миссионеры» принимают за неизбежность компромисса, приспособления к «миру», к «духу века сего». Неизбежное для Церкви бытие-в-истории некоторые церковные и околоцерковные деятели лишают самого главного компонента, отличающего Церковь, как учреждение богочеловеческое, от любой чисто человеческой земной организации, – эсхатологического измерения, стремле­ния выйти за ее, истории, пределы.

Из среды либерально настроенных, или, как они себя сами часто именуют, «открытых» христиан все громче раздаются призывы не просто к разумно понятому экуменизму как богословскому диалогу с другими конфессиями, но к «раздвижению чисто конфессиональных рамок соборности», «примирению и согласию», «открытости... ко всем людям доброй воли». Говорят не только об «общехристианской культуре... но и о соборной, планетарной, общечеловеческой культуре, объемлющей все духовные достижения рода человеческого»[2]. Предполагая, стало быть, позитивную оценку и внехристианской духовности, что для христианина равнозначно неразличению духов.

С этими тезисами вполне созвучны некоторые ключевые положения неообновленческой экклезиологии, в частности то учение о Церкви, которое давно уже развивает в своих многочисленных публикациях московский священник Георгий Кочетков. Последний прямо говорит о возможности «христианской веры вне Церкви»[3], о «внецерковной традиции истинной веры»,[4] о том, что «Церковь истинная, как живое Тело живого Христа, – не имеет жестких и, тем более, жестоких (? – B.C.) границ»[5], и, в конечном счете, по-своему вполне четко формулирует, что «нет и никогда не будет строгих определений Православия, а значит, и инославия, православности, ереси и раскола»[6]. «Вершиной» богословской мысли отца Георгия является призыв к Церкви «стать чувствительной к Божественному От­кровению»[7]. Стало быть, по отцу Г.Кочеткову, Откровение отнюдь не проявляет (или не всегда проявляет) себя в «наличной» Церкви (то есть богоустановленность Церкви отнюдь не есть принадлежность ее природы), что воз­можно и некое откровение вне Церкви, к которому ей еще только предстоит стать «чувствительной». Что тогда догматы и каноны, утвержденные отцами Вселенских Соборов, в чем критерий истины и каков путь ко Христу?

Если возможно Божественное Откровение вне Церкви, то, очевидно, вне Церкви возможна и харизма – ключевое понятие неообновленческого богословия. «Церковь, не имея своего голоса, не может дать руку тому, кто имеет действительные духовные дары... (выделено мною. – B.C.). Неясно, голос Церкви – где он? Соборы? Далеко не всегда и не во всем соборы. Патриарх – тоже»[8]. Ясное дело, что «харизматикам» с их автономными от учения Христова «смыслами» приходится несладко. Да и Церкви не позавидуешь: несчастная «не знает, как принять это в себя, как впитать и питаться этим»[9]. В соответствии с учением отца Г.Кочеткова о «динамизме», а то и просто отсутствии видимых границ Церкви находится активно насаждаемое его Сретенским братством представление о том, что православные христиане, по крещению и вере принадлежащие к Церкви видимой, могут быть «неполными» членами мистической Церкви и для полноты своего воцерковления нуждаться еще в дополнительной катехизации по системе, принятой в братстве, в то время как люди, очевидным образом находящиеся вне видимых границ Церкви, могут быть не только ее «полными членами», но даже и носителями «личной святости».

Надо сказать, что отец Г.Кочетков давно уже развивает положение о «размытости» границ видимой Церкви. В своей ранней программной работе «Вхождение в Церковь и исповедание Церкви в церкви», опубликованной под псевдонимом Николай Герасимов[10], он также пишет, что «границы Церкви рационально четко не обозначены и не обозначимы никогда»[11]. Вместе с тем там же встречаем призыв «верою постигать границы Церкви, ибо войти в Церковь значит таинственно перейти границу, оказаться за этой границей...»[12], а также утверждение, что вне своих «границ Церкви, как и Самого Бога, просто не существует»[13]. Православное (да и просто здравое!) сознание не в состоянии понять этого богословия, оставаясь в границах нормальной логики: Церкви, как и Самого Бога (!), не существует вне несуществующих границ Церкви, которые мы каким-то образом таинственно пе­реходим!

Опыт Церкви (прежде всего Вселенских Соборов) учит, что догматически строгое, богословски корректное мышление, всегда основанное на духовной трезвости (когда разум лишь постигает богооткровенную Истину, а не занимается самочинным «творчеством»), непременно несет в себе некое высшее равновесие. Таков Халкидонский догмат. Напротив, рассудок самочинного «харизматика» при всей своей видимой, автономно-человеческой и потому неизбежно плоской и примитивной «рациональности», горячащийся и неизменно впадающий в гордыню от близости к «духу», обязательно содержит неразрешимые противоречия, колеблясь от одной крайности к другой, а часто сочетая в себе все возможные крайности и противоречия, нимало не достигая трезвости и равновесия соборного разума Церкви. Так и неообновленческая экклезиология, размывая внешние границы Церкви, границы между Церковью и внешним миром, в то же время воздвигает непреодолимые барьеры внутри самой Церкви, между ее разными аспектами, вполне в несторианском духе отделяя Церковь земную от Церкви небесной. Прямо декларируется, что, «поскольку церковь в своем объективированно-социализированном бытии не есть Сам Бог» (что справедливо), она «не божественна, а человечна»[14]. Из этой простой и ясной, предельно однозначной (в отличие от более ранних построений отца Г.Кочеткова) формулировки очевидным образом следует отрицание Богочеловеческого характера Церкви. Здесь же автор призывает «различать три смысла слова «церковь» (включая церковь-храм). Во-первых, это Церковь (с большой буквы) как мистическое Тело Христово, которое есть Богочеловечество и весь мир Божий, живущий по благодати. В ней поэтому нет иной власти, кроме власти любви, и выше и старше в ней лишь тот, кто ближе к Богу во Христе. Во-вторых, это церковь (с малой буквы) как человеческая организация и человеческое единство во имя Христа. Она человечна, и в ней поэтому есть еще и административная власть, а выше обычно тот, кто занимает более высокую должность в церковной организации»[15]. Таким образом, церковная иерархия есть для отца Г.Кочеткова плод чисто человеческого, земного произвола, а не Богочеловеческое установление по образцу иерархии небесной.

Похожие (хотя и не абсолютно) формулировки находим в уже упоминавшейся статье «Николая Герасимова», где различаются «три реальности и, соответственно, три понятия – Церковь, церковь и храм-церковь, где первое ближе к тому, что чаще всего называют единым Богочеловеческим организмом, столпом и утверждением Истины, полнотой Наполняющего все во всем, мистическим Телом Христовым, народом святым, родом избранным, царственным священством, людьми, взятыми в удел; второе – к церковной институции со всеми ее учреждениями и организациями в их исторических духовно-культурных формах и проявлениях; третье – к тому, что обычно называют домом Божиим и обычным местом совершения богослужения»[16].

Определенного рода запутанность и неясность, некоторая «мистическая неразличенность» богословской мысли отца Г.Кочеткова, преобладание интуиции над духовной трезвостью и четким догматизмом не должны нас обманывать. Утверждение Богочеловечности «мистической» Церкви и чисто человеческого характера церкви «институционально-правовой» есть в действительности не что иное, как нарушение исходного догматического равновесия Божественного и человеческого аспектов в реально существующей Церкви. Если реально существующая, богоустановленная иерархия (или, скажем, орган церковного управления) искусственно лишается своего Божественного, небесного аспекта, если Дух Святой не действует, к примеру, в решениях Соборов и в распоряжениях церковной власти, то понятным образом этот Божественный аспект начинает мыслиться в качестве изолированного и может быть произвольно приписан чему угодно. Ибо каков же объективный критерий «мистической Церкви», ее «богочеловечности», если последняя отрицается в применении к исторически сложившейся и развившейся Церкви? Правильное догматическое сознание мыслит Богочеловечность как изначальное, объективное качество Церкви, основанной Христом, против которого люди (в том числе и иерархи) могут погрешать себе в осуждение, но не могут (вопреки протестантскому взгляду) нарушить его в принципе, ибо Церковь есть установление Божие, а не плод человеческого произвола.

Все эти построения отца Г.Кочеткова заставляют вспомнить известное предостережение Владимира Лосского, писавшего о двух опасностях, наиболее характерных для современной церковной жизни, – экклезиологическом мо-нофизитстве и экклезиологическом несторианстве. Если экклезиологические монофизиты (к которым можно было бы отнести наиболее радикальных представителей современного церковного фундаментализма), по его словам, «желают только хранить Истину и умерщвляют церковную икономию, ту многообразную и всегда различную в зависимости от времени и места деятельность Церкви, посредством которой Она питает мир», то «экклезиологические несториане ради икономии готовы забыть о неизменной полноте Истины, обитающей в Церкви, и вместо того чтобы оплодотворять ею мир, начинают искать вовне, в человеческом творчестве... питания для Церкви», переставая «видеть, что источник жизни и ведения Церкви не мир, а Дух Святый». Или, добавим, пытаясь стяжать Духа не в Церкви, а в «мире», искажая само понятие Церкви, делая его более «мирским». Церковные несториане, по словам Вл. Лосского, «с одной стороны, обесплочивают Тело Христово, превращая его в отвлеченное «духовное начало», с другой – неразличимо смешивают его с миром... Церковь начинает жить жизнью мира как одна из его стихий и уже не может дать ему того, что ждет от Нее мир, ибо Она ничем больше по существу не отличается от мира»[17].

Осуждая несторианское рассечение единства Церкви на два аспекта, «небесный» и «земной, исторический», Вл. Лосский говорит далее о «двоякой цели», которую преследует церковная иерархия: «С одной стороны, ограждение самобытности и свободы Церкви от начал мира, с другой – икономию по отношению к миру, в котором и для спасения которого Она существует». «Частое нарушение церковного единства в наши дни... пренебрежительное отношение к канонам, в которых хотят видеть лишь внешне-административные распоряжения, а не живое выражение церковного единства, хранимого иерархией, – все эти прискорбные явления таят в своей глубине неверное восприятие Церкви: отрицание Ее живой плоти, развоплощение или, по крайней мере, расслабление единства божественного и человеческого начал в Церкви. Эта ложная установка есть некое порождение протестантского спиритуализма на православной почве. Она выражается в почти полном нечувствии к конкретно-историческому характеру Тела Христова. Остается лишь сакраментальное восприятие этого Тела, Церковь как организм, в котором осуществляются таинства. Но понятие о Церкви как Экклезии с ее канонически-иерархической структурой... исчезает из сознания многих. Если конкретно-историческая Церковь не есть само подлинное Тело Христово... то, конечно, все становится относительным и безразличным»[18]. Вспомним в этой связи учение отца Г.Кочеткова о невозможности дать «строгие определения Православия... инославия, православности, ереси и раскола».

Хорошо пишет о неприемлемости для правильной экклезиологии дуализма «небесного» и «земного» аспектов Церкви, о необходимости целостно-духовного ее восприятия, об очевидности существования видимых границ Церкви и такой оппонент Владимира Николаевича Лосского, как отец Сергий Булгаков, в своей известной книге «Православие»,[19] не случайно, кстати, не указываемой отцом Г.Кочетковым (при всем его широко декларируемом почтении к отцу Сергию) ни в одном известном нам списке рекомендуемой им литературы. Подобные примеры из творчества столь почитаемых нашими либералами русских богословов XX века можно множить и множить.

Если, как следует из учения отца Г.Кочеткова, Церковь земная и Церковь небесная – две абсолютно различные реальности (по крайней мере, у него всегда подчеркивается именно их различие, своего рода параллельность существования и нигде специально не декларируется их неразрывная, мистическая связь), то не ясно ли, что понятие «Церковь земная» в этом случае лишается видимо богоустановленного критерия и может быть наполнено в принципе каким угодно содержанием? Если «сущность» – не является, то то, что ранее (при правильном понимании) мыслилось как явление этой сущности, теперь, по общеизвестной кантианской логике, оказывается не чем иным, как «вещью-в-себе». Церковь видимая у отца Г.Кочеткова есть не что иное, как кантовская вещь-в-себе, то есть она оказывается как раз невидимой, не в смысле небесного аспекта Церкви, а в смысле ее принципиальной неопределимости.

Церковь земная, таким образом, не обладает видимыми признаками, позволяющими отличить ее от всего иного, от того, что не есть сама Она, отличить ее от «мира». А это-то как раз и означает, что границы Церкви размыты и неопределенны, сколько бы ни делали здесь извиняющихся оговорок.

Но если мы признаем, что объективно границ Церкви не существует, то они могут быть проведены произвольно (вспомним знаменитый пассаж отца Г.Кочеткова о «признаваемой многими христианами настоящей личной святости... в границах Церкви мистической (от Франциска Ассизского до Д.Бонхоффера и А.Швейцера, может быть, даже Махатмы Ганди)».

Идущие по пути этой произвольности естественным (а в высшем смысле как раз именно противоестественным) образом начинают все сильнее раскачивать церковный корабль, и сектантско-раскольничья логика дает все явственнее о себе знать. Для того и необходимо неообновленцам это стихийное кантианство в богословии (или, правильнее, богословски выражаясь, экклезиологическое несторианство), чтобы, разорвав объективную, сверхъестественную, Богочеловеческую связь земного и небесного аспектов Церкви, вместо нее установить по большей части произвольную, искусственную, чисто человеческую связь, наполненную вполне субъективным содержанием, подменить плоды Богочеловеческого Промысла человеческим произволом. Другой вопрос, насколько такое стремление осознанно.

Согласно отцу Г.Кочеткову (Николаю Герасимову), «соборность Церкви на уровне всемирного Православия в настоящее время до конца не явлена и явлена быть не может»[20]. Оказывается, далее, что «в истинной Церкви вся истина не собрана и не явлена, что она же может быть дополнительно обнаружена, по меньшей мере в некоторых своих существенных частях, за видимыми организованными границами Церкви; в единой Церкви не явлено все ее единство, в святой и апостольской церкви – вся ее святость и апостоличность» и т.д.[21]. С другой стороны, «Дух как объект поисков становится иногда их субъектом»[22] (С.Т. Богданов – псевдоним отца Г.Кочеткова). «История земной церкви знает... многие... споры и раздоры, возникавшие в церкви во имя полноты духовной свободы против власти иерархии, против единообразия в вере и форме богослужения и т.п. Здесь отчасти и гностики, здесь и монтанисты, первые поколения монахов и ислам... здесь мистические секты, павликиане и богомильство, катары, вальденсы, протестантизм в своей лучшей части, здесь в известной мере оккультизм, теософия и т.д. Отчасти здесь даже юродивые и старцы церкви...»[23]. Таким образом, мы видим, что поиски «духа», «истинного харизматизма», свободного от «пут» видимой церковной организации, явным образом выходят у отца Г.Кочеткова за пределы христианства и охватывают сферу духовности, которая самой Церковью в лице святых отцов однозначно определяется как ложная.

Общеизвестен вывод отца Г.Кочеткова (С.Т. Богданова) о необходимости (или даже скрытом, потенциальном наличии в самой Церкви) «двух типов устройства христианских обществ («ветхозаветного», где в центре стоит храм, и «новозаветного», где в центре – благодать и свобода)», или, по его терминологии, «экклисического», «с его догматами, канонами, чинными уставами, апостольской преемственностью иерархии и т.д.», и «синагогально-синаксарного», то есть «общинного», устройства. Вывод этот подверг в свое время уничтожающей критике отец Иоанн Мейендорф[24], обвинивший автора в «гностическом элитизме»[25]. Это противопоставление, выливающееся на практике в весьма агрессивное противопоставление прихода и общины, как и все другие умозрительные и практические выводы отца Г.Кочеткова, является прямым следствием теоретического (по отцу Иоанну Мейендорфу, «гностического») дуализма в неообновленческой экклезиологии. Парадоксальным (но лишь на первый взгляд) образом оказывается, что для отца Г.Кочеткова и его окружения «размыты и четко не определены» границы между Церковью и не-Церковью, между Церковью и внешним миром, но воздвигнута непреодолимая стена не только между Церковью небесной и земной, невидимой и видимой, между Божественным и человеческим аспектами Церкви, но и между их «церковью», этим воинствующим обновленческим «орденом меченосцев», и тем реально существующим народом Божиим, о котором более всего пекутся они на словах. (Характерно, кстати, что против неообновленчества более всего восстают именно «лаики», то есть миряне, причем богословски наиболее грамотная часть народа Божия, реально живущая церковной жизнью.)

Искусственно разорвав два аспекта Церкви и теоретически размыв границы Церкви видимой, отец Г.Кочетков и иже с ним сталкиваются с реально существующей Церковью, с ее Преданием, историей и традициями, и оказываются перед лицом дилеммы: либо признать действие в ней Духа Божия и бессмысленность искания «Духа» вне Церкви, либо, опираясь на свое по существу протестантское положение о возможности харизматизма вне «церкви» (по отцу Г. Кочеткову, с маленькой буквы), вести борьбу с ней. Таким образом, признание максимально широких границ Церкви, утверждение об их неопределенности, базирующееся, в свою очередь, на отрицании объективной, богоустановленной связи двух аспектов Церкви, приводит на практике к фактическому (пусть пока потенциальному, данному в виде тенденции) расколу, к противопоставлению своей, до поры до времени функционирующей в рамках Церкви, системы «общин» реально существующей и исторически сложившейся церковной организации.

Церковь видимая также оказывается расколотой, причем та ее часть, которая объявляет себя максимально свободной, максимально «открытой» к тому, что находится вне ее (за пределами «формальных» и «жестких» границ видимой Церкви), оказывается при этом наиболее «жесткой и даже жестокой», наиболее агрессивной по отношению к «историческому Православию».

Владимир Семенко

________________________________

[1] Из книги «Как разрушают Церковь». Домострой. М., 2009.

[2] НГ-религии. 1997. 27 февр. С. 6.

[3] Афанасьевские чтения. 1994 С. 104.

[4] Там же. С. 109.

[5] Там же. С. 108.

[6] Вестник РХД. 1994. № 169. С. 16.

[7] Там же.

[8] Новая Европа, № 1. С. 71.

[9] Там же.

[10] Вестник РХД. 1979. № 128.

[11] Там же. С. 44.

[12] Там же. С. 43.

[13] Там же. С. 45.

[14] Православная община. 1991. № 1 С. 18.

[15] Там же.

[16] Вестник РХД. 1979. № 128. С. 41.

[17] Вл. Лосский. Спор о Софии. Статьи разных лет. М.: Изд. Свя­то-Владимирского братства, 1996. С. 113–114.

[18] Там же. С. 117–118.

[19] О. Сергий Булгаков. Православие. Париж, ИМКА-ПРЕСС, 1964. С. 35. 40–42. Репринт: М.: Терра, 1991.

[20] Вестник РХД. 1979. № 128. С. 58.

[21] Там же. С. 59.

[22] Вестник РХД. № 140. С. 56.

[23] Там же. С. 57.

[24] Там же. С. 78–82.

[25] Там же. С. 81




Возврат к списку