Пасхальная толерантность

Профанация христианских символов на московских улицах в контексте глобалистики

На фото: Ну и что в этом яйце от Пасхи Христовой?

Как известно, традиция дарить друг другу яйца, выкрашенные в красный пасхальный цвет, восходит к эпизоду свидетельства святой Марии Магдалины о Воскресении Господа Иисуса Христа перед римским императором Тиберием, то есть именно перед тем, к чьему имени апеллировали члены иудейского Синедриона, убеждая прокуратора Понтия Пилата отдать им Христа на распятие. Император, который поначалу благосклонно слушал рассказ Марии о новой вере, когда дело дошло до Воскресения, с иронической улыбкой заметил, указывая на преподнесенное ею яйцо: «Скорее это яйцо покраснеет, чем мертвые оживут!» Ответ святой и содержал столь знакомый нам пасхальный возглас: «Христос Воскресе!», после чего до того белое яйцо покраснело. Изумленный император ответил другим с детства знакомым нам возгласом: «Воистину он воскрес!» Это и стало началом приобщения к новой вере сначала области Италии, а затем, в течение двух с половиной столетий, и всей империи. Таким образом, если рассуждать строго, то символом Пасхи является только и исключительно красное яйцо (для окраски яиц благочестивые православные люди на Руси издавна используют луковичную шелуху). Традиция же художественной росписи специальных подарочных яиц, на которых порой изображают сюжеты, лишь весьма отдаленно связанные с темой Воскресения, является по сути вырожденческой. Чисто христианская традиция превращается здесь, по сути, в некую условность, лишенную строгой религиозной символики, хотя в этом жанре и имеются выдающиеся достижения, которые, по единодушному мнению, вполне относимы к числу художественных шедевров (например, знаменитые яйца Фаберже).

Согласно евангельскому повествованию, Мария Магдалина присоединилась к ученикам Господа после того, как Он изгнал из нее семь бесов (см., напр., Лк. 8: 2). Традиция изображать ее в виде покаявшейся блудницы является чисто западным изобретением, не имеющим никакого обоснования в Писании, и к настоящему времени сполна использована богоборцами и христоненавистниками, от древних гностиков до Скорцезе и Дэна Брауна, став основой целой мифологической индустрии. Также к гностикам восходит представление о ней как о тайной «жене» Христа (согласно этому представлению, от их потомков происходит династия Меровингов). Таким образом, Мария Магдалина, пожалуй, в наибольшей степени, так сказать, традиционно не дает покоя тем, кто на протяжении многих столетий борется с христианством и Церковью, ибо особая мистическая связь ее самой и ее подарка императору с чудом Воскресения очевидна.

Перед нынешней Пасхой улицы Москвы буквально заполонили некие странные скульптурные сооружения, некие инсталляции, по форме напоминающие яйца. Они весьма разнообразны, но объединяет их одна главная черта: никакой – ни прямой, ни косвенной связи с темой Воскресения Христова в них не прослеживается. По сути, эти стилизованные изображения вполне можно рассматривать как своего рода квазихудожественный «прикол», абсолютно не связанный с Пасхой.

Интересно, что данная тенденция носит общемировой характер. Где-нибудь в США или в Европе давно уже размещают на улицах подобные композиции, в которых яйца могут быть окрашены как угодно: от каких-нибудь модных картинок до цветов национального флага.

Похожая картина и с Рождественскими елками: сегодня эти сооружения меньше всего напоминают о Рождестве. Поскольку для Запада именно Рождество исторически всегда было главным христианским праздником, параллель очевидна: в обоих случаях мы на этих характерных примерах сталкиваемся со стремительным вырождением, деградацией «практического» христианства. Западное Рождество с его закупочно-подарочной суетой неуловимо сближается с нашим, таким, привычным, постсоветским Новым годом и настолько далеко от подлинно христианского духа, что там давно уже стал привычным риторический вопрос: «What is Christ in Christmas?»

«Педалировать» христианское содержание праздников не принято, поскольку это не политкорректно: ведь можно задеть чувства представителей иных религий и атеистов!

Если вернуться к яйцам на улицах Москвы, то могут сказать, что в действительности дело проще: просто правительство города заключает договора с какими-то светскими организациями, специализирующимися на оформлении городских пространств, а у тех свое, отличное от нашего видение своих задач. Они считают, что это просто дизайн и что никто не воспримет эти сооружения как рекламу птицефабрики имени мэра Собянина.

Пусть они творят в светском пространстве города что угодно; нашу веру как таковую это ведь никак не затрагивает?

С таким подходом приходится не согласиться и вот почему. Во-первых, вся постхристианская, постмодернистская культура, при всем своем яростном отрицании христианства, все равно паразитирует на христианских мотивах. Это не нейтральное культурное, художественное пространство, а такое, которое неотделимо от профанации христианских символов. Вне этого разрушительного занятия данное пространство принципиально не существует. Это не что-то нейтральное, самостоятельное, а то, что основано на последовательном выхолащивании традиционной европейской (а значит, христоцентричной) культуры, технологичной и грамотно организованной ломке ее христианского стержневого смысла. Во-вторых, что особенно печально для нас, в данный процесс вовлечена и сама церковная институция.

Многие еще помнят, с каким восторгом православная общественность воспринимала выход Церкви на улицы наших городов в конце 1980-х – начале 90-х годов. Например, тогда проходили многотысячные крестные ходы от памятника свв. Кириллу и Мефодию на Славянской площади до Успенского собора Кремля, на которые люди приходили по зову сердца, без всякой разнарядки, по которой сегодня частенько сгоняют людей на официальные церковные мероприятия. И вот, несколько лет назад, еще при мэрстве Ю.М. Лужкова, эти крестные ходы были неожиданно заменены некими «патриаршими шествиями», на которых православное духовенство без облачений и хоругвей, вместе с некоторыми представителями светских властей, а также других религий следовало по заранее намеченного маршруту до Васильевского спуска, этого традиционного места политических митингов.

Одна православная женщина, пришедшая со своими детьми, думая, что будет традиционный православный крестный ход, рассказывала мне, как маленькая дочка спросила ее: «Мама, а почему тут евреи? Они теперь что, тоже православные?»

С огромным уважением и где-то даже с благоговением относясь к представителям всех традиционных религий России, все же выскажем пожелание, чтобы они молились как-то отдельно от нас, в пределах своих культовых сооружений. Если же на это возразят, что упомянутое шествие было по содержанию принципиально светским, то опять-таки непонятно, почему оно называлось «патриаршим» и причем тут сугубо православный праздник святых Кирилла и Мефодия? Опять приходится с печалью констатировать, что нынешнее руководство официальных структур РПЦ стремится доминировать за пределами своего конфессионального пространства за счет сознательного выхолащивания собственно религиозного, сакрального содержания своей веры, повторяя путь столь любимого им Ватикана. Но ведь ясно же, что в конце этого пути – таз с водой и «тряпка папы Франциска» для омовения ног всяким сексуальным и прочим извращенцам. Вроде, насколько можно понять наших высоких иерархов, их реальная цель не в этом?

Итак, православные символы и сама Церковь изгоняется или добровольно уходит с московских улиц (что в высшем смысле не играет принципиальной роли), а «приходят» такие символы, в которых христианское содержание последовательно и сознательно выхолощено. А вот религиозные символы других религий чувствуют себя публичном пространстве нашего светского государства и общества вполне комфортно. Буквально в двух шагах от Кремля. Ну и как же тут быть со светскостью?

Европейский принцип светскости предусматривает полную свободу и независимость как друг от друга, так и от государственных структур различных религий внутри своего конфессионального пространства и терпимость по отношению к друг другу в пространстве светского государства и общества. Религиозные организации не вмешиваются во внутренние дела других религиозных организаций, а также в дела государственного управления; при этом ведущие в данной стране религии и конфессии в полной мере присутствуют как в системе образования, так и в других важнейших сферах общественной жизни. В действительности же в современном мире происходит демонтаж традиционного христианства, и вышеописанная игра с символами есть просто его составная часть.

С сожалением приходиться констатировать, что при всем триумфализме, который порой звучит в проповедях и других публичных выступлениях высоких иерархов, современная Россия в полной мере вовлечена в общемировой (во всяком случае, общеевропейский) процесс сдачи позиций церковных институтов, представляющих исторически доминирующую религию, который оправдывается соображениями пресловутой «толерантности». Только у нас он настолько хорошо маскируется, что заметен не сразу и далеко не всем.

Владимир Семенко