Царская школа

На фото: Царскосельская женская гимназия. Типичное школьное здание в исторической России

Расхожим либеральным и советским стереотипом является представление о Царской России как отсталой стране, в которой бóльшая часть людей была неграмотной, а наука и технологии «навсегда» отставали от современной ей Европы. Это абсолютно ложное представление – одна из многочисленных составляющих той беспрецедентной клеветы, которой, к сожалению, до сих пор окружено имя святого Царя Мученика Николая Александровича. Серьезные исследования убедительно, с опорой на многочисленные факты опровергают эти давно изжившие себя, но до сих пор востребованные либеральные и большевистские мифы.

Здесь можно назвать, например, книгу выдающегося современного историка Б.Г. Галенина «Царская школа», фундаментальную монографию Д.Л. Сапрыкина «Образовательный потенциал Российской империи», популярную книгу А.Борисюка «История России, которую приказали забыть» и мн. др.

В качестве иллюстрации того, насколько беспардонно осуществлялась клевета на царскую Россию по теме образования, приведем лишь один пример. Советские историки очень любили ссылаться на Русский Календарь Суворина за 1917 год, в котором указывалась цифра в 20 % грамотных от общего числа населения России. Правда, там имелась ссылка на то, что данные взяты из статистического справочника за 1915 год. Такой справочник действительно есть, и эти данные в нем приводятся. Однако относятся они к 1897 году! Причем, даже с учетом этого крайне важно отметить, что, во-первых, при опросах целые группы населения были склонны скрывать свою грамотность (например, старообрядцы, в конце 19 века все еще опасавшиеся пусть и слабых, но реальных гонений за их веру), а во-вторых, в неграмотные записывали, например, тех, кто свободно владел церковно-славянским языком, умея читать Священное Писание, молитвослов, святых отцов, жития святых и богослужебную литературу, но при этом никогда не читал, например, газет и не владел свободно письменным русским литературным языком того времени.

Прежде всего необходимо отметить, что управление образованием в царской России не только номинально, но и реально носило государственно-общественный характер. (Сегодня, во времена засилья так называемых ювенальных технологий, это звучит более чем актуально).

Роль родителей, семьи в образовании детей была по факту весьма значимой, что было отражено на законодательном уровне – в Своде законов Российской империи. В этом «Законы» России несли прямую преемственность от Римского права и прежде всего от его византийского «извода» – т.н. Институций Юстиниана. А в конечном счете – и от новозаветного учения о детях и родителях, изложенного в частности, в Посланиях апостола Павла (см., напр., Еф. 6: 1-4). Евангельские заветы легли и в основу русского семейного права. Русское имперское право давало родителям власть применять «для исправления детей строптивых и неповинующихся», «употреблять домашние исправительные меры». В случае же недостаточности таких мер «за упорное неповиновение родительской власти, развратную жизнь и другие явные пороки заключать в тюрьму». Но и родители, помимо материального содержания своих детей были «обязаны… давать им воспитание доброе и честное». При Николае II был создан реально работающий механизм, позволявший родителям в законном порядке влиять на обучение детей. (Исследователи говорят здесь, в частности, о совершенно беспрецедентной роли родительских комитетов).

При этом, согласно Законам, после поступления чада в учебное заведение родительская власть над ним не прекращалась, но лишь ограничивалась. Однако, разумеется, понятно, что государственная бюрократия, управлявшая системой образования (как и руководство самих учебных заведений) весьма часто была склонна трактовать это ограничение родительской власти над детьми как ее отчуждение. Подобное поведение свойственно, в общем, всем бюрократиям мира во все исторические эпохи. Кроме того, образование в России (хотя и в меньшей степени, чем в других европейских странах), особенно высшее, до начала 20 века носило все же достаточно элитарный характер и было в первую очередь направлено на воспроизводство управляющих элит.

Эта ситуация стала кардинально меняться в ходе образовательной реформы Николая Александровича, которую, по образцу сельскохозяйственной реформы, осуществлявшейся под руководством премьера А. Столыпина, в исторической литературе последующего времени традиционно именовали реформой графа Игнатьева. (Министр народного просвещения при Николае II). Нужно особо отметить, что одной из целей данной реформы было законодательное закрепление тех тенденций, которые доминировали на протяжении всего времени царствования последнего русского Государя. (Цели и задачи реформы были четко сформулированы в царских рескриптах почти за полтора десятилетия до того, как получил свой министерский портфель граф Игнатьев). Эта реформа была направлена, во-первых, на придание всей системе образования действительно массового характера, а, во-вторых, как и многие другие элементы внутренней политики нашего святого Царя, должна была преодолеть бюрократическое средостение между Царем и народом, стать необходимой составляющей в формировании общественного устройства, которую ряд исследователей, вслед за И. Солоневичем, именует «народной монархией».

Одним из негативных мифов здесь является утверждение, что данный проект якобы не был утвержден правительством. В действительности же, как известно хотя бы из мемуаров графа Игнатьева, проекты реформ еще в 1915 году были утверждены Царем и затем согласованы с правительством и не получили «законодательного оформления в 1916 году только из-за деструктивной политики думской оппозиции во главе с т.н. “Прогрессивным блоком”». То есть тормозили реформу как раз фрондирующие либералы, в том числе и принадлежавшие к «элитным» слоям общества, а отнюдь не правительство!

Крайне важно подчеркнуть, что бюджет системы народного образования в предвоенные годы и даже во время самой Великой войны был поистине космическим, и в итоге Россия к 1914 году стала лидером научно-технического образования в Европе, оставив позади даже Германию! В результате усилий Царя и его сотрудников в Российской империи сложилась первая в мире единая школа, опередив на десятилетия остальной мир. В России к началу Мировой войны было самое всесословное продвинутое образование с наибольшей социальной мобильностью в мире. Программа бесплатного всеобщего образования была запущена для того, чтобы все слои населения, получив образование, приобрели возможность «участвовать в созидательной государственной работе». Для всех слоев населения были открыты широкие возможности государственной службы. Чтобы народ смог воспользоваться этими возможностями, и требовалось всеобщее образование.

Созданная единая система образования в Царской России включала:

1) 3–4-летний цикл начального образования;

2) 4-летний цикл посленачального образования (первые четыре класса гимназий, курс высших начальных училищ или соответствующих профессиональных учебных заведений);

3) 4-летний цикл полного среднего образования (последние классы гимназий или профессиональных средних учебных заведений);

4) Высшие учебные заведения университетского или специального типа.

В эту систему была также включена система образования для взрослых, то, что назвали бы сейчас «непрерывным образованием». Особенно ускоренно она стала развиваться после принятия «сухого закона» в 1914 году.

Чисто русской особенностью реформ Николая II было то, что они не были направлены на создание «единой школы» как некоего социального «плавильного котла», мечты всех прогрессистов (путь, по которому естественным для них образом пошли вскоре большевики).

Система, созданная Государем и под его руководством, являлась единой, но сложно дифференцированной системой образования, включающей разные типы школ на одном и том же уровне, дающих возможность представителям всех слоев общества получать образование, соответствующее их способностям и потребностям. Эта система уважала свободу выбора учеников и их родителей. При таком подходе отсутствие единой начальной школы, к созданию которой стремились фактически все левые революционные правительства Европы, имело принципиальное значение.

Приведем некоторые цифры в сопоставлении с начальным советским периодом, который, при оплевывании царского времени либерально-большевистскими историками и публицистами, стереотипно считается эпохой ликвидации массовой неграмотности. Согласно плану Царя, «каждая школа должна обслуживать район с радиусом не свыше трех верст». (Речь идет о начальных школах). С 1894 по 1914 год строится не менее 59 тыс. новых школ. Многократно растет и число учеников. За этот период число начальных школ выросло в 2 раза, а за период 1914 – 1928 гг., напротив, сократилось на 10 %. Число учеников с 1894 по 1914 год выросло в 2 раза, а в период 1914 – 1928 гг., напротив, сократилось на 2 %.

Основу начального образования во времена Николая Александровича составляли, как известно, церковно-приходские школы – детище обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева. Динамика здесь была такова. Если в 1880 году по стране насчитывалось всего 273 церковно-приходские школы с 13 035 учащимися, то после публикации Положения о них и выделения государственных средств на их содержание (что началось еще при Александре III, с 1884 года) их число стало стремительно расти. В итоге по данным на 1 сентября 1913 года в 37 590 церковно-приходских школ, обучалось 2 010 191 учеников, из них 1 291 920 мальчиков и 718 270 девочек. На тот же момент в России существовало 74 епархиальных женских училища с 28 671 ученицей и 13 женских училищ духовного ведомства с 2 177 ученицами.

В области среднего образования к 1928 году число средних школ сокращается, они укрупняются, но число учеников растет лишь в 1,1 раза (на фоне многократного роста до революции). Продуманную многоуровневую систему начального и среднего образования (до поступления в вуз) со всеми модификациями в зависимости от профиля и т.д. большевики заменили ублюдочной, урезанной системой т.н. «семилеток», где основным принципом стала шаблонная стандартизация образования (всех, как говорится, причесали под одну гребенку) при практическом исчезновении классического образования, дававшегося в дореволюционных гимназиях (классическая филология была вообще упразднена «за ненадобностью» вплоть до середины 1930-х годов). Но даже при этом общий рост числа учеников за этот период – всего в 1, 2 раза (до революции – более трех раз). Замедляется в СССР и развитие высшего образования. 1890 – 1917 гг. – рост числа студентов в 10, 8 раза, а в 1917 – 1940 лишь в 6 раз. И т.д. и т.п.

Иными словами, все «достижения» большевиков в области ликвидации неграмотности основаны лишь на эксплуатации системы образования, созданной в царской России при весьма значительном ее ухудшении и, главное – тотальной стандартизации, уничтожении свойственной Империи «цветущей сложности».

Что же касается нашей современности, то, например, известный российский математик В.И. Арнольд, оценивая новый проект реформы российского образования в начале 21 века, отметил, что во многих отношениях современная «модернизируемая» школа предъявляет меньшие интеллектуальные требования, чем четырехлетняя (двухклассная) дореволюционная церковно-приходская школа.

В период 1906 – 1914 гг. в Империи также произошел беспрецедентный рост высшего образования. За время царствования Николая Александровича в России было открыто 42 новых вуза (если считать только государственные и крупнейшие негосударственные и не считать не очень крупные негосударственные и женские).

Финансирование образования

Согласно закону 1912 года годовой оклад учителя высших начальных училищ (что примерно соответствует советской семилетке) составлял 960 золотых рублей (то есть около 1 миллиона рублей в переводе на цены 2008 года). А оклады университетских профессоров и штатных сотрудников Императорской Академии наук во время царствования Николая II выросли почти в два раза и составили в итоге примерно 6 000 руб. в год. (То есть, по ценам 2008 года более 6 млн. в год).

Что же касается общего финансирования образования в России при Николае Александровиче, то здесь цифры следующие.

В начале царствования Николая II из средств государственного казначейства на образование выделялось немногим более 40 млн. руб., а земства, города и учреждения расходовали еще 30 – 40 млн. То есть совокупный бюджет системы образования составлял 70 – 80 млн. А в 1914 году консолидированный бюджет в этой сфере составил уже 660 млн. руб. То есть рост почти на порядок (если считать по минимуму, то – более чем в 8 раз).

В абсолютном выражении, при пересчете на современные цены это в принципе сопоставимо с расходами на образование в современной России, однако сравнивать сегодняшнее убожество с тем, что было в царское время, конечно, невозможно. Понятно, что помимо чисто содержательной стороны образования, здесь никак нельзя обойти то, что Д.Л. Сапрыкин деликатно называет «наличием коррупционных схем и теневых денежных потоков». То есть, в отличие от чиновников проклятого царского режима, сегодняшние «менеджеры» бóльшую часть денег просто разворовывают.

«Россию, которую мы потеряли», никогда уже больше не вернуть. Нет для этого необходимых условий. И прежде всего нет тех 200 лет спокойного развития, о необходимости которых для русского возрождения говорил Солженицын. Но нужно по крайней мере для начала просто знать. Знать, какой она была, как она цвела, как она плыла, развивалась и какой она уже больше никогда не будет. Нужно хотя бы теперь, задним числом, осознавать, какой страшный грех совершили наши предки, предав святого Царя. Для этого работают наши историки – настоящие ученые, работающие в архивах, а не политикантствующие публицисты, искусственно раскрученные в СМИ в угоду сегодняшней идеологической конъюнктуре.

В заключение приведем один исторический документ, который, на наш взгляд, не нуждается в комментариях. Это письмо одного из вождей Февральской революции П.Н. Милюкова князю Павлу Дмитриевичу Долгорукову, написанное где-то на рубеже 1917 – 1917 годов.

«В ответ на поставленные вами вопросы, как я смотрю на совершенный нами переворот я хочу сказать... того, что случилось мы, конечно, не хотели... Мы полагали, что власть сосредоточится и останется в руках первого кабинета, что громадную разруху в армии остановим быстро, если не своими руками, то руками союзников добьемся победы над Германией, поплатимся за свержение царя лишь некоторой отсрочкой этой победы. Надо сознаться, что некоторые, даже из нашей партии, указывали нам на возможность того, что произошло потом, да и мы сами не без некоторой тревоги следили за ходом организации рабочих масс и пропаганды в армии... Что же делать, ошиблись в 1905 году в одну сторону, теперь опять, но в другую. Тогда не оценили сил правых, теперь не предусмотрели ловкости и бессовестности социалистов. Результаты вы видите сами.

Само собой разумеется, что вожаки Совета рабочих депутатов ведут нас к поражению, финансовому и экономическому краху, вполне сознательно. Возмутительная постановка вопроса о мире без аннексий и контрибуций помимо полной своей бессмысленности уже теперь в корне испортила отношения наши с союзниками и подорвала наш кредит. Конечно, это не было сюрпризом для его изобретателей. Не буду излагать вам, зачем все это нужно было, кратко скажу, что здесь играли роль частью сознательная измена, частью желание половить рыбу в мутной воде, частью страсть к популярности. Конечно, мы должны признать, что нравственная ответственность лежит на нас.

Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было принято нами вскоре после начала войны, вы знаете также, что наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования. Вы понимаете теперь, почему я в последнюю минуту колебался дать свое согласие на производство переворота, понимаете также, каково должно быть мое внутреннее состояние в настоящее время. История проклянет вождей, так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю.

Что же делать теперь, спросите вы. Не знаю То есть внутри мы все знаем, что спасение России – в возвращении к монархии, знаем, что все события последних двух месяцев явно доказывают, что народ не способен был принять свободу, что масса населения, не участвующая в митингах и съездах, настроена монархически, что многие и многие, голосующие за республику, делают это из страха. Все это ясно, но признать этого мы не можем. Признание этого есть крах всего дела, всей нашей жизни, крах всего мировоззрения, которого мы являемся представителями...»

Владимир Семенко

Первоначальная публикация в сокращении в источнике