Гламурная война

Заключительный концерт на открытии Рождественских чтений - 2020 вряд ли может способствовать подъему народного духа

Я уже несколько лет как завязал ходить на открытие Рождественских чтений, поскольку выносить воинствующую пошлятину так называемого концерта для меломана с хорошим вкусом и просто православного человека с нормальной душевной организацией довольно тяжело. Какое-то время я считал, что просто пиарщики стремятся оптимальным образом осваивать выделяемый бюджет, приглашая более дешевых третьеразрядных артистов. Однако вот посмотрел в записи открытие последних чтений и, так сказать, "увлекся" концепцией.

Тема Победы в концерте отсутствовала вовсе. Тема войны еще как-то присутствовала, но никакой Победой с ее высокой жертвенностью и героизмом не пахло вовсе. Война представала как беда, нарушившая счастливую мирную жизнь, но не как поле для подвига и славы народа. Отсюда и подбор в принципе неплохих советских песен, которые в другой "рамке", в другой концепции могли бы служить подъему духа народа, так сказать, возгреванию сакралитета нации, но в данном случае выглядели просто знакомой эстрадной классикой недавнего времени, подпорченной артистами совсем не первой руки, хотя и без такой явной пошлятины, как в прошлые годы. Как-никак, победа ведь, надо, так сказать, соответствовать...

Но некоторые номера выдавали ту смертельную ненависть к "этой стране" и ее народу, которую явным образом испытывают устроители и организаторы сего концертного действа. Это ж надо додуматься: танцовщица явно латиноамериканского направления спортивных танцев (в принципе довольно неплохая) в паре с артистом, наряженным в солдатскую гимнастерку и сапоги, изображала какое-то зло, связанное с войной: то ли вообще какую-то беду, разлучницу с любимой, то ли просто саму войну. Условное присутствие каких-то сакральных символов в начале действа было сполна нейтрализовано картиной послевоенной идиллии, вполне светской и совсем не православной и не рождественской. Что обозначали циркачи - акробаты на канатах под куполом условного цирка, понять довольно трудно. Возможно, парение духа народа-победителя. Но это надо уточнить у авторов сей концепции.

Абсолютно «просел» финал, построенный на песнях Окуджавы. То есть никто, конечно, не против Окуджавы как такового, чье творчество – неотъемлемая принадлежность позднесовесткой культуры, тем более, что тема войны в нем – одна из главных, доминирующих. Но кем же надо быть, чтобы не понимать, что Окуджава – так сказать, законченный лирик, и силен именно в этом качестве?! В финале же необходимо все же совсем другое, то есть так или иначе какой-то, видимо, героический пафос.

Никаким героизмом и высокой скорбью, неотрывной от памяти о погибших героях войны, не пахло по определению. Вместо высокого духа Победы надо всем царил двусмысленный душок позднесоветского духовного расслабления, усиленный многократной современной имитацией. Реальность трагедии и жертвенного подвига народа в величайшей войне в истории была подменена условно эстетизированным виртуалом. Все было красивенько так, условненько, в меру профессиональненько, без явного хамства по отношению к "русско-советскому православному быдлу", по мысли потаенных авторов, видимо, собравшемуся в зале КДС. Но, если вдуматься серьезно, то какая-либо мысль о Победе в ее высоком смысле была ловко уничтожена, нейтрализована в лучших традициях постмодерна. Это не возревание духа народа, а как раз очень ловкое, я бы сказал, прямо виртуозное его опускание. И кто же там всем так мастерски рулит, интересно?

Владимир Семенко