Новая жизнь протоиерея Чаплина

К годовщине со дня кончины

Истинно православный человек – всегда человек кающийся. Не безгрешный, а именно кающийся. Человек Церкви – это тот, кто умеет каяться не только в каких-то сугубо личных грехах, но признавать свои ошибки в вопросах принципиальных, фундаментальных, судьбоносных. Не только для себя, но и для всех.

Именно таким был отец Всеволод Чаплин, столь безвременно ушедший от нас в минувшее воскресенье. Впрочем, сказать так – значит ничего не сказать. Меня эта весть настигла в концертном зале (стали звонить коллеги из разных изданий с просьбой дать интервью). Первая реакция была – этого не может быть. Ведь буквально несколько дней назад мы виделись с ним, обсуждая план очередной антиэкуменической, антимодернистсткой богословской конференции. А когда печальную новость объявили со сцены, в зале повисла мертвая тишина. Для всех услышанное было шоком.

В последние годы о. Всеволод был необычайно популярен в нашей православно-патриотической, церковно-консервативной среде. Но мы ведь помним, что так было далеко не всегда. Когда-то, и не так уж давно, фамилия «Чаплин» была стойким синонимом той самой церковной бюрократии с ее разрушительной экуменической и неообновленческой политикой, которой он вместе с нами столь стойко противостоял в эти последние годы.

Впервые я встретил его еще в ЖМП, куда пришел на работу в 1990 году. Для нас, выходцев из неформальной среды полуподпольных христианских кружков и семинаров он выглядел странновато. Эдакое сочетание псевдомолодежного, нарочито свободного стиля и официоза. Потом пересекались не раз. Но уже в середине 2000-х, когда мы довольно плотно взаимодействовали в рамках рабочей группы по подготовке документов Архиерейского собора 2008 года, было заметно, что человек меняется. Мы вместе представляли в той группе (работавшей под руководством митрополита Кирилла, нынешнего патриарха), так сказать, консервативное крыло.

Ну а после его снятия с занимаемой должности в 2015 году тайное стало явным уже для всех: перед нами был обновленный человек, освободившийся от оков официоза и, наконец, имеющий счастливую возможность говорить то, что думает, предстать, так сказать, в своей собственной роли – убежденного консерватора и ревнителя истинной веры, врага либералов и церковных модернистов, борца с экуменизмом и разрушительной «кураевщиной». Словом – в качестве нормального, со здоровым мышлением православного человека. На одном форуме сказала православная журналистка: «Отец Всеволод, как мы рады, что ОНИ Вас, наконец, выгнали!» Реакция была мгновенной: «Вы не представляете, как я-то рад!»

В последние годы он был необычайно активен. И за всей этой активностью явственно чувствовалась накопленная боль. Боль сполна наступившего, настигшего его раскаяния за «грехи молодости». И не за те вовсе, о которых подумают здесь профессиональные пошляки. А за многолетнее участие в либерально-экуменической, по сути своей – антихристианской скверне, в которую все сильнее вовлекает нас наш полный лукавства и двусмысленности церковный официоз. Некоторые называют это надломом, который и свел его преждевременно в могилу. Возможно. Но в последние годы он являл нам воплощение необычайной цельности и уверенности в своей, в нашей общей правоте. Той цельности и уверенности, которая всегда рождается в момент «метанойи», изменения ума, когда Господь касается души человека, и Савл становится Павлом.

И еще в эти годы он был очень открыт. Открыт ко всем, кроме явных врагов страны и Церкви. Помнится, мы, православные патриоты, пеняли ему: «Ну зачем Вы имеете дело с леваками?» А он убежденно настаивал, полностью выламываясь из всех мыслимых политических стереотипов, предпочитая им (в казалось бы, чисто политической ситуации) пастырский, христианский взгляд: «То же и они люди, и они по-своему за народ. Никого нельзя отвергать». В сущности, он был готов иметь дело со всем и со всеми, кроме того и тех, с кем православный человек просто по природе вещей не может никак соприкасаться – выраженной либеральной скверны. Эта до крайности наглая и самоуверенная специфическая среда – единственное, с чем он в последние годы никак не желал хоть как-то, хоть в чем-то объединяться.

Сейчас всякого рода либеральные и конъюнктурные борзописцы станут искажать его облик (уже начали), будут уверять в том, что его последние годы – это какое-то то ли падение, то ли чудачество, некое «юродство» что ли, в любом случае что-то несерьезное, маргинальное. Нет ничего более далекого от истины. Служение Истине – это и есть «мейнстрим». Ибо угодно Богу, есть праведность в Его очах. А настоящие маргиналы, в самом глубинном, фундаментальном смысле – это склонные к дешевой либеральной позе и демагогии, служащие мамоне «предатели в рясах». Впрочем, в пиджаках тоже.

Отец Всеволод не просто выступал с консервативных позиций. Он сыграл весьма важную роль в целом ряде конкретных ключевых процессов последнего времени – и в противостоянии каноническому разбою Фанара на Украине, и в критике документов пресловутого Критского собора (в отличие от почти всех архиереев, не согласившись с продавленным «сверху» почти автоматическим одобрением их проектов – решение, которое потом пришлось по факту, со смешными «дипломатическими» маневрами отменять), и в противостоянии захлестнувшей слишком многих экуменической скверне, тем окончательно рассчитавшись с собственным двусмысленным прошлым. Его умение уловить суть любой проблемы и дать оптимальную формулировку, в которой, что называется, не убавить, не прибавить, написать в своем роде совершенный богословско-церковный документ – не сравнимо ни с чем, будучи его отличительной, фирменной чертой.

И опять же по поводу причин его поистине безвременной кончины начнутся (и уже начались) всякого рода спекуляции (как это было и после смерти Святейшего Алексия). Некоторые уже предположили, что эта смерть никак не могла быть случайной, и что причины ее следует искать в его необычайной информированности. Думается, все это от лукавого. Ведь без воли Божией ничто не может произойти с человеком. И если чья-то кончина попускается, значит, человек уже «готов». Готов к тому, чтобы предстать перед Судом. И как знать, быть может, когда-нибудь мы все узнаем то, что сегодня знает лишь один Господь. Узнаем о его подлинных заслугах перед Богом и Церковью.

Владимир Семенко